«Бах!» Пуля чиркнула по кирпичу. Лиза отпрянула обратно — оказывается, Гордей при оружии! А как могло быть иначе? Он же бандит!

И тут же грянул выстрел из другого подъезда, а Гордей, взвыв, выронил пистолет и сжался в комок — Крошин прострелил ему руку.

— Суки-и! Падлы! Малофей, загаси их!

— Лиза, не выходи! — прокричал Крошин. — У второго тоже оружие.

— Поняла!

Лиза пожалела, что не знает номера сотового Шматова — сейчас бы завернула опергруппу, и делу конец — повязали бы всех! Придётся звонить дежурному, а дальше будет долгая история… Она запустила руку в свою сумочку, нашаривая телефон и продолжая высматривать в зияющих проемах окон дома напротив подельника Гордея.

И снова выстрелили. Лиза вздрогнула.

Тишина.

Неужели Володю убили? Страх дёрнулся в её душе — как же она одна против вооруженного подонка? И тут же стало совестно — Крошин погиб, а она себя жалеет. Ей ужасно захотелось крикнуть, узнать, жив ли Крошин, но накативший страх сдавил горло.

— Эй, менты! — раскатисто прозвучал бас, многократно отразившийся среди стен кирпичных трущоб. — Что попрятались, как крысы?

— Сдавайся! — рявкнул Крошин.

У Лизы отлегло от сердца — живой, слава богу! Она осторожно выглянула на улицу — Гордей распластался безжизненной грудой, развороченная пулей голова залита кровью. Его пристрелил свой же подельник.

— Не мути! Взять меня вы не сможете! — громко прокричал бандит. Где он сидел, нельзя было определить — его слова эхом прыгали по зияющим дырам оконных проёмов. — Гордей мёртв! Это он убил шлюху, которую подсунули старику!

Лиза испугалась, что тайна Егоровых, отца и сына, сейчас выплывет наружу, — она не могла этого допустить. Не думая об опасности, она высунулась из дверей:

— Малофей, давай договоримся!

— Ты кто, лярва?

— Одоева — следователь.

— Слышал о такой. Так вот, мои условия: я сдаю Ондатра, а вы сохраняете его организацию!

— Хочешь стать боссом?

— Я им стану!

— Если мы не согласимся?! — рявкнул Крошин.

— Будете дураками.

— Не лайся. Я тебя отсюда не выпущу! — горячился оперативник.

— А я разрешения твоего жду, чтобы уйти…

И тут же грянул выстрел. Кто стрелял — Крошин или Малофей? Лиза всё так же была открыта для удара пули, но бандит не спешил стрелять в неё.

— Малофей!

— Я тебя слушаю!

— Не стреляй!

— Я козла твоего пугнул!

— Сам ты козёл! Урод! — завёлся Крошин и выстрелил наугад.

Бандит захохотал.

Лизе стало не по себе.

— Володя, помолчи, я хочу с ним договориться! — крикнула Крошину Лиза.

— Зачем? Возьмём его, и дело с концом!

Лиза стала выходить из себя — вот тупой, лезет не в своё дело. Его работа простая — искать того, кого велел следователь, проводить задержания, выполнять черновые поручения.

— Здесь я решаю! — сказала она твёрдо. Потом закричала Малофею: — Мне нужен Ондатр и все материалы — видеозаписи и фотопленки, где есть… Ты сам знаешь…

— Согласен.

— Малофей, это, конечно, не мое дело, но как ты удержишься? За Ондатра тебя авторитеты не помилуют.

— Я сам в авторитете! А тебе я позвоню сегодня…

— Когда?

— Через три часа.

— Буду ждать!

— Жди, Одоева, жди. Это твой шанс… и мой. Я ухожу. Сидите тихо ещё пять минут.

Сзади Лизы кто-то крался. Она вздрогнула, пугливо оглянулась. Это был Крошин. Он выглядел вконец раздосадованным.

— Надо было его взять, — сказал он.

— Выгоднее, чтобы он ушёл.

— С бандюгами сделок не заключают.

— Это не мир, Володя, это — перемирие.

Натолкав обратно в изъятую у бандитов сумку газет, какие там были, они подошли к трупу Гордея. Крошин толкнул труп ногой:

— Он убил Нуретову?

— Он. Есть свидетель.

— Громкое дело.

— Много грязи в этом деле.

— Его ведёт Егоров.

— Мы поменялись. Он мне дело Нуретовой, я ему десять бытовух.

— Здорово… Так что с трупом? Ты будешь звонить или я?

— Звони Шматову — они не так далеко уехали.

Крошин остался ждать свою группу, а Лиза, выбравшись из заброшенного района, на автобусе поехала в управление.

Вручив сумку с газетами экспертам (поколдуйте!), Лиза прошла в кабинет Егорова. Ребров с довольным видом подшивал дело Окунева. Лиза села за стол Каузиной, устало вздохнула, велела Реброву, берясь за телефон:

— Севастьян, извлеки из шкафа дело Игошина.

— Тебе шеф разрешил?

— Выполняй. Что-то сильно усердствуешь перед Егоровым.

Лиза набрала домашний номер Егорова.

— Слушаю. — Голос Егорова был бесцветным, противно слушать.

— Это я.

— И что?

— Фу, Егоров, какой ты слизняк. Я одна работаю.

— А я? Я тоже помогаю! — подал голос Ребров.

— Тш! — шикнула на него Лиза. — Умри… Алло, Геннадий. Есть крепкая зацепка. Приезжай.

— Ладно, приеду.

— Правду говорю. А чтобы ты поторопился, добавлю: мы нашли сумку, которую спрятал Самойлов.

— Точно?

— Едь, говорю. Лучше самолётом.

— Лечу! — В голосе Егорова снова проблеснули нотки азарта.

Лиза с удовлетворением опустила трубку на аппарат. А то скис, бросил бороться. Нет, дорогой товарищ Егоров Г.А., мы ещё повоюем, мы ещё так вдарим, что от хитрых бандюг только пух и перья полетят!

Известие о найденной сумке заставило Геннадия стряхнуть с себя подавленность. Он умылся, побрился, поцеловал жену (не в щеку, а в губы, сжав талию, — жена растерялась, она уже не представляла, что можно от него ожидать такого!), вышел на улицу в хорошем настроении. Нет, он не тешил себя иллюзией, что Одоева достигла какого-то чёткого результата — если бы в сумке было что-то, она сказала бы сразу, но просто он по натуре был бойцом, и временная слабость, трёхчасовая хандра вновь сменилась железной решимостью бороться. Только слабаки не борются с судьбой, а ждут её ударов. Пусть Самсонов и написал на стене, что Егоров позорный фуфел, он не такой.

Взгляд Геннадия тут же упёрся в стену гостиницы, испакощенную Самсоновым оскорбительной надписью. Настроение на мгновение померкло. Как Мамонт оперативно тогда отозвался на его выпад, написал ответную гадость в ту же ночь. Краску где-то акриловую раздобыл.