– Это случайно получилось. Мой человек не рассчитал… мы не мучили ее. Она просто умерла.

– Вот потому очень непросто умрут все, кто дорог тебе. Когда ввязываешься в такие дела, нельзя иметь столько привязанностей.

Ярость ищет выхода, и человек, который заикается в трубке, во всей мере испытает ее. Проклятые дилетанты! Если бы Майю похитили профессионалы, она до сих пор была бы жива! А эти случайно убили ее.

Павла терзает сожаление и непоправимость случившегося, его ярость должна найти выход. Он вспомнил, как Майя рассказывала о том, что произошло с ней, хрупкая и сильная – она не билась в истерике, не жалела себя, просто удивлялась тому, как поступили ее несостоявшиеся убийцы. И то, что она потянулась к Матвееву, их зародившееся чувство – двое израненных людей смогли перебороть свое горе и решили быть вместе – несказанно радовало его. Он был рад за Матвеева, который застыл в своем несчастье, как застывает муха в капле янтаря, он смотрел на Майю и думал – они с Максом станут отличной парой, потому что оба познали горечь потерь и будут беречь друг друга. А кучка паршивых дилетантов все разрушила. И это ничего для них не значит – ну, подумаешь, чисто случайно убили какую-то бабу, делов-то!

– Я научу тебя страдать. – Павел берется за нож. – Их четверо – одна из них уже у меня, трое твоих дочерей тоже скоро будут здесь. Старшая ведь беременна? Отлично.

– Нет, послушай… я не хотел, чтобы она умерла, этот кретин…

– Ударил ее слишком сильно, да? – Олешко уже понял, с чего начнет. – Сейчас я отрежу ей ухо – красивое ушко, кстати, серьги с бриллиантами ты дарил? Она хороша, хоть уже немолода, но следила за собой. Но уже не так безупречна, я ее маленько поковырял. С твоими девками мне будет веселее, они молодые.

– Послушай же меня… я понимаю, что ты расстроен, я…

– Я не расстроен. Но это ничего для вас не меняет. Где тело?

– Тело? – Собеседник уже забыл о Майе, его заботят собственные неприятности. – На улице Верхней, в доме номер девять есть подвал, дверь обита жестью. Труп там, мы не успели похоронить. Ты сам увидишь, мы не трогали ее, просто этот идиот ударил бабу слишком сильно. Она даже нравилась мне, хорошая девочка была, мне жаль, что она оказалась замешанной в это. Послушай, мы же хотели вернуть то, что принадлежало нам.

– Она понятия не имела о камешках. Просто подобрала игрушку.

– Если бы она поступила честно и…

Олешко хватает висящую женщину за волосы, она кричит тонко и пронзительно, и человек в трубке кричит тоже. Он любит эту женщину, но что с того? Ведь Матвеев тоже любит Майю, и как это ей помогло? Любовь не спасает. Спасает холодный расчет, жестокость, а любовь чаще всего просто мотив для ярости. Павел не знает, что скажет Матвееву, но он найдет тело Майи.

– Если ты запланировал еще что-то, лучше отложи. – Олешко понимает, что следующий ход испуганного и разозленного преступника может быть любым, просчитывать дилетанта – дело неблагодарное. – Иначе развязка наступит раньше, чем ты думаешь.

– Я… я уже никого не могу остановить. Пойми, я не один, а остальные хотят получить свою часть. Просто отдайте нам камни, и…

– Ты, видимо, дурак. – Олешко точными движениями пальцев нажимает на только ему известные точки на теле висящей женщины, снимает свою обмякшую жертву, тащит к металлической клетке, бросает ее туда и запирает дверцу. – Но тебе придется поумнеть. Перед смертью это не лишнее.

Он выходит из помещения, закрывает его и идет к машине. Со стороны он кажется приятным молодым человеком – коренастый, добродушный, коротко стриженные светлые волосы и иронично блестящие карие глаза – ни дать ни взять, менеджер среднего звена с перспективой карьерного роста.

Насвистывая, он садится в машину и отъезжает. Улица Верхняя совсем недалеко. Павел не знает, что скажет Матвееву, но он и не думает об этом.

– Пора поумнеть, папаша. А то ведь считаешь себя хитрей одесского раввина. Ну, уж нет. Хитрей одесского раввина на свете только один человек, и это Панфилов. Правда, он об этом, к счастью, не знает.

Олешко торопится. Слишком хорошо знает, что бывает с трупами, и хочет поскорее забрать тело Майи из подвала. Ему горько думать о ней как о трупе, но он все знает о смерти и понимает, что человеческое тело – слишком хрупкая оболочка…

– Пусть хоть простится с ней по-людски.

Он оставляет машину в соседнем дворе у гаражей и идет в противоположную от дома номер девять сторону. Уже темно, фонари желтовато просвечивают сквозь листву, которая еще не чувствует приближения смерти, хотя уже сентябрь – на улице тепло, даже астры на клумбах чувствуют себя хорошо. Павел, не торопясь, обходит квартал, входит в открытый подъезд какого-то здания. Отсюда отлично виден нужный дом, в торце – ступеньки в подвальное помещение. Павел стоит и смотрит на эти ступеньки, темнота в подъезде пахнет мокрыми тряпками и кошками, где-то слышна музыка, он ждет. Вот мелькнула тень, кто-то вышел из-за угла, прошмыгнул к ступенькам, зазвенел упавший ключ. Павел неслышно прошел несколько метров, услышал, как человек, чертыхаясь, ищет на полу перед дверью ключ. Вот он достал из кармана брюк телефон и включил подсветку – видимо, этого достаточно, чтобы обнаружить ключ. Человек наклоняется, а Павел бьет его в шею и, ухватив обмякшее тело, открывает дверь и вбрасывает его прямо в темноту подвала. Входит следом и зажигает свет – выключатель на стене, справа.

Павел закрывает за собой дверь. Опасно, конечно – если его здесь застанут, это ловушка. Но проклятые дилетанты прислали сюда только одного сообщника – самого крупного, видимо. Догадаться, где сейчас остальные, нетрудно. Это Павел как раз просчитал, а потому дом в Озерном взят под охрану еще вчера вечером, как и питерские квартиры стариков Матвеевых и Панфилова.

Здоровяк на полу зашевелился, Олешко ткнул его в грудь, и он затих. На Павла смотрят белые от ярости и страха глаза. Двигаться парень не может и решил, видимо, что Олешко сломал ему позвоночник.

– Позвоночник твой цел. Но если я не верну тебе возможность двигаться, то в течение пары часов нервы, которые я заблокировал, просто отомрут, и ты останешься таким навсегда, ни один врач не определит, что с тобой. Я тебя даже убивать не буду, ты проживешь годы в таком состоянии.

– Что тебе нужно?

– Вот это конструктивный разговор. – Олешко присел на корточки около лежащего. – Для начала мне надо знать, где тело девушки. Недосуг ваш гадюшник перетряхивать.

– Справа ступеньки, там коридор, вторая дверь слева, и там… послушай, я не хотел. Я не думал, что она умрет. У нее и голова цела, я щупал, ничего не сломано, ни крови, ничего, а она взяла и умерла! Я не хотел этого, правда!

– Конечно, не хотел. – Олешко поднимается. – Но вышло так, как вышло, и ничего не исправишь. Знаешь, смерть – это непоправимая штука. Сегодня ты убил женщину, которая очень дорога моему другу. Мне она тоже нравилась – милая, чистосердечная, целеустремленная, очень чистоплотная – много ли ты сейчас встретишь таких людей? А она все время стремилась к свету. Ну, теперь она его, похоже, нашла, но я надеялся, что…