– Ой, девочка моя, что ж ты без ключа-то! Сейчас, открываю уже.

Дверь запищала, Майя потянула на себя ручку – и что-то обрушилось на нее сверху, спрессовав тьму, сознание и воздух, ставший враз горячим и твердым.

Стефания Романовна открыла входную дверь, чтобы Майя смогла войти. Прислушавшись, она не услышала шагов. Стефания Романовна выглянула, потом спустилась на один пролет вниз.

– Майя!

Подъезд был гулкий и пустой. Стефания Романовна забеспокоилась. Она спустилась на первый этаж – входная дверь была приоткрыта, что-то держало ее. Нагнувшись, она подняла предмет: круглая жестяная баночка с кроличьим паштетом для кошек, с круглого бока которой лениво смотрел на нее Буч. Стефания Романовна выглянула наружу – перед дверью валялась открытая коробка с пирожными, эклеры рассыпались. Старушка в ужасе попятилась. Захлопнув дверь, она бросилась вверх по лестнице: в квартире был сотовый, надо немедленно позвонить.

– Паша!

Олешко не сразу узнал срывающийся от испуга голос. Но, узнав, окаменел, потому что понял: случилось что-то страшное. Выслушивал сбивчивые объяснения Стефании Романовны он уже на ходу. Добежав до машины, рванул с места, набирая номер Панфилова. Позвонить Матвееву не решился. Он вообще не знал, как посмотрит ему в глаза.

– Черт бы меня побрал, ведь знал же, что у них выхода другого нет, только забрать Майю и вытрясти из нее все. Сети расставлял, а они вон как – с ходу. Сумма там, видимо, колоссальная на кон поставлена, что ж телиться, ясное дело, надо брать девчонку и из нее все вытрясти.

Подъехав к дому, он бросился наверх, попутно заметив раскуроченную коробку эклеров. Дворовая собака уже бочком подбиралась к рассыпавшимся пирожным, и Павел понял, что их Майя уронила, а значит, набросились на нее здесь, на крыльце. Но как она не заметила опасности?

Дверь в квартиру была открыта, Буч настороженно смотрел на него, сидя на тумбочке. В гостиной Стефания Романовна отсчитывала себе капли, на журнальном столике лежала банка кошачьего паштета.

– Я Нике позвонила, и Леше тоже.

Она смотрела на него беспомощными глазами, и он осознал – его вина, он прозевал момент, думал – не сейчас, поостерегутся после нескольких убийств. Только гады оказались совершенно безбашенные.

– Это около дверей лежало?

– Между створками. – Стефания Романовна заплакала. – Мы ей ключи-то забыли выдать, Ника на курсы ее отвезла, и все. Думали, Максим заберет, а она, видать, раньше освободилась и на маршрутке добиралась, позвонить кому-нибудь постеснялась, а потом в магазин зашла – пирожных к чаю взяла и вот паштет для Буча… Такая девочка хорошая, столько горя ей выпало, а она ничего, держится, поднимается и идет – что ж теперь, Паша, будет, ведь убьют они ее, убьют, нелюди!

– Убьют, если получат то, что хотят. – Олешко сжал в руке жестяную баночку. – Только то, что они хотят, лежит в сейфе у Ники, а значит, не убьют. И если я все правильно понял, их нужно ждать здесь, или же ждать звонка с требованиями обмена. В любом случае кто-то из них нарисуется обязательно, и тогда…

Он не договорил. Что будет, он точно знал, и злое предвкушение этого «тогда» остужало его кровь. Он – мастер этого «тогда», не бывало еще ни разу, чтобы человек не ответил ему, когда он задавал вопросы.

– Что же мы Максиму скажем…

– Стефания Романовна, не надо паниковать. – Олешко положил баночку с паштетом в карман куртки. – Я уверен, что Майя жива.

– Я боюсь даже думать, что они с ней делают…

Олешко молча вышел из квартиры и спустился к машине. Он как раз вполне мог представить, что сейчас делают с Майей похитители, и от бессильной ярости готов был кого-нибудь пристрелить, но никого подходящего не случилось.

– Ни черта не стоят все мои ходы и построения, потому что они – дилетанты. Сделали первое, что взбрело в голову.

Он сжал в руке баночку с паштетом. Пирожные, рассыпавшиеся на крыльце, уже подобрали собаки, сиротливо перекатывалась на ветру легкая пластиковая коробка, баночка с лениво ухмыляющимся серым в полоску котом была тяжеленькая и твердая.

– Я ему эту банку в горло засуну.

Он отлично понимал, что произошло. Они следили за ней, Майя зашла в магазин купить что-то к чаю – неудобно с пустыми руками в дом приходить, а потом вспомнила о коте и присовокупила к пирожным баночку паштета. Скорее всего, паштет она купила из-за картинки на коробке, ей это показалось забавным. Вот она бежит к дому, вспоминает, что ключей ей не выдали, звонит по домофону, открывает дверь… вот почему она их не услышала. Майя позвонила, домофон загудел, потом она говорила со Стефанией Романовной, та нажала кнопку домофона у себя, запищал, открываясь, замок – и она просто не слышала тех, кто подошел сзади. Она не ждала нападения и не слышала шагов за спиной, или значения им не придала, занятая своими мыслями.

– Вряд ли они усыпили ее хлороформом, это для них слишком сложно. Скорее всего, просто ударили чем-то по голове.

Он вспомнил, как когда-то лежала в подвале своего дома Валерия. Рыжая голова в крови, лицо синюшное, дыхания почти нет. Но тогда это было не его виной, а сейчас он виноват, не уследил. А ведь знал же, что такое может произойти!

– Ладно. Сделаем свой ход.

Павел сел в машину и поехал через дворы. Вот два дома, огороженные забором. Олешко оставил машину в квартале от нужного дома и пошел к забору. Калитка и ворота еще открыты, и он, презрительно хмыкнув, осмотрел ряды машин и, увидев искомую, прошел под окнами первого этажа и вошел в средний подъезд. Универсальный электронный ключ есть не только у преступников, но и у почтальонов тоже. И у него есть, это уж как водится.

* * *

Матвеев словно оцепенел. Вина навалилась на него тяжелым грузом, ужас от мысли, что сейчас делают с Майей, лишил его привычной рассудительности. Он даже не позвонил ей сегодня, не вспомнил за весь день – слишком много было работы, слишком много людей рассчитывало на него, и слишком большие деньги поставлены на кон. А в итоге никакие деньги ему не нужны, а надо только одно: чтобы его женщина была с ним.

– Макс, Олешко не отвечает. – Панфилов сжал его плечо. – Думаю, он предпринял все необходимое.

– Я понимаю.

Олешко делает все, чтобы найти Майю, а он, Матвеев, сидит в квартире сестры и ничего не может, ну совершенно ничего. И кто он после этого? Беспомощный, ни на что не годный ботан, не смог защитить женщину… которую любит. Матвеев поднял голову и посмотрел на Панфилова. Они всегда понимали друг друга без слов, поймет ли Сашка то, что происходит с ним?

– Макс, он вернет ее. – Панфилов смотрел на него, не отводя глаз. – Слышишь? Он вернет ее уже сегодня, я уверен. Ты же везучий сукин сын, забыл? А потому ты не можешь потерять женщину, с которой собрался провести остаток жизни.

– Главное, чтобы они не покалечили ее.

– Что бы ни было – вылечим, вытащим, главное – чтобы они не успели ее убить.