— Будь осторожен, — негромко проговорила Агелла. Она предусмотрительно стояла поодаль, так, чтобы воронью не дотянулись до нее. Сколль изрядно взбодрился, прочтя на ее лице изумление и — блаженно надеялся он — восторг.

В эту минуту из конюшни, хромая, вышел Фергист.

— А, вот и вы! — бодро воскликнул он.

Агелла притворилась, что не замечает его хромоты.

— Все готово? — спросила она.

— Само собой — и я буду только рад, если никогда больше не увижу этих вороных бестий. — Старший конюх одарил своих обидчиков неприязненным взглядом. — Когда я выводил их во двор, треклятый жеребец лягнул меня — да так, что чуть не оскопил — а мерин едва не откусил руку.

Губы Агеллы подозрительно дрогнули.

— Какую лошадь ты дашь под седло Сколлю? — спросила она.

— Вот с этим у нас трудности, — промямлил Фергист, почему-то стараясь не смотреть в глаза юноше. — Понимаешь ли, кони в эти трудные времена изрядно поднялись в цене, и я просто не рискну отдать мальчишке лошадь из Пределов. Притом же у меня сейчас и нет свободных лошадей.

— И что же, по-твоему, бедолаге делать? — резко осведомилась женщина-кузнец. — Ты что, хочешь, чтобы новичок в верховой езде ехал верхом на бестии, которую не можешь укротить даже ты? Или он, по-твоему, должен добираться до лесопилки пешком?

— Нет-нет! — поспешно возразил Фергист. — Не кипятись ты так — мальчик пешим не останется.

Он скрылся в конюшне, но скоро вышел, ведя в поводу низкорослую, бурую с белым ослицу весьма злонравного вида.

— Это животное было вместе с сефрийцами, — кисло сообщил старший конюх, — и, должен признаться, причинило нам ничуть не меньше хлопот.

У Сколля отвисла челюсть. За спиной у него оглушительно захохотал Барсиль. Ученик был вне себя от злости. Ведь не может же он проехать через весь город на этом длинноухом недоразумении! Он же попросту сгорит живьем от стыда!

— Не могу же я ехать в горы на ослице! — возмутился он вслух. — Мириаль всемогущий, да вы поглядите только, какая она малявка! Она меня просто не вынесет!

— Вот об этом можешь не беспокоиться, — бодро заверил его Фергист. — Ослы постоянно таскают на спине грузы — и немаленькие. Тебя эта красотка подымет, как перышко. Ты ведь у нас не больно-то упитан.

Подойдя поближе, ослица из-под косматой бурой челки искоса оглядела Сколля, потом вдруг по-змеиному вытянула шею и ловко ухватила его зубами за руку. Юноша с воплем отскочил и принялся потирать набухающий на руке кровоподтек. Не сразу он опомнился от такого коварного нападения.

— Я не сяду на эту… эту уродину! — твердо заявил он. — И это — мое последнее слово!

Вскоре после того Сколль уже покидал Пределы через туннель, трясясь на тощей и костлявой спине своенравной ослицы и мрачно гадая, как он все-таки здесь очутился и за что ему уготована такая злая судьба.

Никогда в жизни Сколль не переживал такого кошмара, как эта поездка по улицам города. Вороные исполины, непривычные к городской тесноте, многолюдью и шуму, то и дело шарахались, норовя разорвать веревки. С минуты на минуту Сколль ожидал, что его вот-вот выдернут из седла, точно гнилой зуб, но и это было еще не самое худшее. Если бы Сколль и сам не знал, как нелепо он выглядит верхом на ослице, с волочащимися по земле ногами, горластый сброд, населяющий Нижний Город, быстро осведомил его об этом. Где бы ни ехал Сколль, везде его сопровождали свист, вопли и улюлюканье, и если б рядом с ним не скакал мрачный, как смерть, Барсиль с заряженным арбалетом наготове, злосчастного ученика непременно забросали бы комками грязи и иным мусором куда как сомнительного происхождения. Впрочем, общество гвардейца так обрыдло Сколлю, что он скорее бы предпочел с ног до головы извозиться в навозе, чем выслушивать насмешки Барсиля. Тот изощрялся в основном насчет никчемности Сколля, которому до сих пор не обойтись без няньки, и не раз повторил, что маленькая ослица куда смышленей, симпатичней, да и полезней, чем ее жалкий ездок.

Затем Сколль и его спутник проехали через Верхний Город с его просторными улицами, на которых стояли рядами особняки самых богатых и влиятельных купцов; миновали торговый квартал — лавки, магазины, рынки, конторы и великое множество гостиниц, которые в лучшие дни бывали каждое лето битком набиты паломниками со всех краев Каллисиоры. На площади Встреч, где чернели заколоченными окнами закрытые трактиры, Барсиль свернул направо, к западным городским воротам.

— Недолго уже осталось, сынок, — ядовито утешил он. — Скоро вы благополучно выберетесь из этого громадного, нехорошего города — ты и твоя длинноухая подружка.

Сколль стиснул кулаки. Он понятия не имел, как долго еще сможет терпеть общество этого омерзительного ублюдка. Впрочем, скоро этот вопрос разрешился сам собой. Когда они подъехали к западным воротам, в сторожке вовсю шла игра в кости. Алчным взором Барсиль мгновенно окинул игроков, горку медных монет посреди стола — и обернулся к Сколлю.

— Вот что, сынок, — сказал он, — езжай-ка ты дальше один. Мне тут надо обстряпать одно важное дельце.

И Барсиль одарил юношу своей лживой щербатой ухмылкой.

— Что?! — воскликнул Сколль. Конечно, он мечтал избавиться от этого хорька, по ошибке зовущегося гвардейцем… но теперь, когда мечта сбылась, ему вдруг стало страшно ехать дальше в одиночку.

— Да не дергайся ты, сосунок! Я ведь сопроводил тебя через весь город, а там-то и было по-настоящему опасно. Когда выедешь из ворот, поверни направо и поезжай себе по тракту — вот и все. На такой дороге даже последний сопляк не сумеет заблудиться, да и бояться тебе некого. Что за нормальный человек высунет нос из дому в такую непогоду?

— Но… но ты же должен был проводить меня до самой лесопилки! — запинаясь, возразил Сколль. — Так сказала госпожа Агелла.

— «Так сказала госпожа Агелла!» — пискляво передразнил Барсиль. Затем вдруг помрачнел — и у Сколля перехватило дыхание. — А теперь слушай, кусок дерьма. Вот как мы поступим: я останусь здесь, у этого славного, жаркого огонька и поиграю в кости… а ты можешь отвязаться от меня и плестись себе дальше куда пожелаешь. И вот что… — В руке Барсиля вдруг ниоткуда возник кинжал. — Если ты когда-нибудь проболтаешься об этом Агелле — или еще кому-то, я тебя найду, ясно? И уж тогда ты точно пожалеешь, что родился на свет.

У Сколля так пересохло во рту, что он сумел лишь согласно кивнуть. Не в силах дольше выносить угрожающий взгляд Барсиля и смешки стражников, юноша ударил пятками по бокам ослицы и выехал из ворот. За ним, громко стуча подковами, проследовала пара вороных исполинов. Когда Сколль выехал на тракт, в ушах у него еще перекатывался издевательский гогот.

Серима ниже склонилась над столбиком цифр. Не желая отвлекаться от дела, она все медлила встать и зажечь лампу — и вот теперь, когда в комнате неотвратимо темнело, все сильнее щурилась, стараясь разглядеть цепочки цифр. Сейчас зажгу, мысленно пообещала она себе — уже в который раз — и принялась просматривать очередной счет.