— Ты видел? — толкнул один другого.

— Да… Обалдеть! До чего дошёл прогресс…

Когда они начали рассказывать матери про исчезнувшие двери, мать покосилась на стену и недовольно протянула:

— Нууу… бабушке своей потом расскажете эти сказки, как приедем. Она меня ими с детства пичкала. Пошли, наш рейс объявили, наконец…

Енкины каблуки цокали на весь коридор. Но, как бы она ни спешила, папаша, совершенно не торопясь, шагал размеренно и спокойно. Только с улыбкой сверху поглядывал на дочь. Как же он уже любил эту спорщицу и непоседу! Добравшись до светящейся стрелки с обещанием пятнадцати шагов в остатке,

Енка уже бегом преодолела эти шаги и быстро юркнула в дверь, открытую на этот раз на маленькую щёлочку. Через тёмную-тёмную комнату, спотыкаясь и поминая почём зря неизвестного ей шерда, влетела в холл. Гринг зашёл следом.

Вся замковая “банда” была в сборе, сидела на скамеечках, стульчиках и смотрела на портрет-дверь, ведущий в портальный коридор. Мэй и Элька сидели впереди. И как только она вывалилась из кладовки, подняли неимоверный визг. Орали все, кроме Петруса. Он стоял и смотрел такими глазами… Енка растерялась сначала и, конечно, оглохла, а потом дети кинулись к ней, чуть не сбив с ног, и повисли с двух сторон. Слёзы градом полились из глаз. Она их тискала, целовала и не могла оторваться. Вся прислуга плакала вместе с ней. Гринг, хмыкнув, обошёл этот “клубок нервов” и приблизился к графу.

— Сдаю с рук на руки. Смотри, обидишь, даже на дуэль вызывать не буду.

— А… вообще-то, никто не собирается обижать. Но не понял, баронет, к чему такие угрозы? Какое отношение, лорд Гринг, вы имеете к моей женщине?

— Самое прямое, — расплылся тот в “очаровательной” улыбке-оскале, — она моя дочь. Так что…

— ЧТО??? Как это может быть? Если она с той стороны, — он кивнул на возникший снова портрет Виторуса.

— Долго рассказывать. Потом. Хотя я там прожил как раз столько же, так что… Но тут такое дело… Мы вернёмся очень скоро и надо бы подготовить в храме место на три свадьбы сразу. Надеюсь, вы, граф, как честный дракон, женитесь на моей дочери? — он сдвинул сурово брови и вперился в Петруса грозным взглядом.

Тот даже рассмеялся:

— Я её уговариваю уже не первый раз. Конечно, лорд Персиналь, это даже не обсуждается. Тем более, что, как я понял, мы ждём прибавление.

— А, да, я тоже это понял. Но она пока отпирается, — ухмыльнулся баронет, — наверное, тогда поверит, когда он на нос полезет…

— Не понял, что на нос полезет?

— Ахаха! Это выражение у них такое есть — когда живот растёт, говорят, что он на нос лезет. Шутка такая.

— Понял, — хмыкнул и граф, и заинтересовался, — а кто женится кроме нас?

— Я с её матерью и твой брат. Он, что, не говорил?

— Нет! Надо же! Он только сообщил, что она сейчас вернётся обратно, чтобы ждали. Охохох! Неужели нашёл кого-то лучше Йены?

— Нашёл, — кивнул Гринг, — как освободился от связи с дочкой, так и мозги освободились. Видимо, тебе сюрприз решил сделать, а я проболтался. Так что, вы тут готовьтесь, а мы скоро прибудем.

Он пошёл обратно и обнял Енку:

— Пока, дочь, дней через пять-шесть жди с мамой. И подругу привезу с Горынычем.

Она засмеялась:

— Ну, ваще! Как же он фирму свою бросит? Не представляю! Буду ждать!

Он чмокнул её неловко в щёку и ушёл. Портрет качнулся и встал на место.

— А мы тебя сначала ждали через две недели, как ты сказала…

— …а потом дядя Виторус позвонил папе и сказал, что ты уже обратно!

— Всё, никуда не отпустим больше!

— Да я и сама…

— Всё, дети, поздоровались, дайте и мне поздороваться, — сделал обиженное лицо Петрус-папа и подхватил её под локоток, — пошли, чай пить будем, твой любимый, с мятой… — они уже поднимались по лестнице.

— Беее… — сказала неожиданно Клубничкина и все уставились на неё, — не хочу. Я хочу клубнику, пиво и… ой, ещё не решила. Но что-то хочу, однозначно. Может, рыбки солёненькой к пиву? Пошли, я подумаю пока идём. Эй! Ты чего застыл как статуй каменный? — и наклонилась к его уху, — у беременных это бывает, — и куснула за мочку уха.

Петрус засмеялся:

— Я так и знал, чувствовал.

— А я — нет! Мой папаша новоявленный и то оказался сообразительней, сразу купил мне тесты, аж две штуки.

Петрус потащил её дальше:

— Что такое тесты?

— А, — махнула рукой, — такая полосочка бумажная, на неё, — она перешла на шёпот, — надо пописать и тогда ясно будет, есть или нет.

— Ого! Интересно! А ты … уже? Посмотрела?

— Нет, я их выкинула, разозлилась и не поверила ему. Я же, представляешь, как вышла оттуда, так всё-всё забыла! Поэтому Гринг меня и запихнул обратно, побоялся, что я так и не вспомню, если уеду далеко. А как подвёл к дверям этим — я всё сразу и вспомнила… Ужас! Не представляю, как бы я жила, если бы забыла про вас!

— Как бы ты ребёнка рожала и растила одна??? Какой же я туперус, что не подумал об этом! Вот балда!

— Ага, стоеросовая, — хихикнула Енка,

— А? Это ещё что такое?

— Да сама не знаю толком, если по слогам разбирать, получается… что там… сто… ер*… ос, ось… Сто еров, что ли? Хаха))) Сто еров!. Была бы дома, погуглила бы и узнала, что это такое*.

Дети, подпрыгивая и то перегоняя их, то снова отставая, хихикали и дёргали Енку за руку. Тем временем они дошли до его кабинета и граф уже планировал затащить её к себе как следует уже “поздороваться”, но близняшки ни в какую не хотели отпускать. Лониэлла начала хныкать и подняла на Енку жалобные глаза.

— Солнышко моё, — девочка сразу прижалась к ней, — мы сейчас все встретимся в столовой, та, что поменьше у вас. И все там посидим за тортиком, который вы сейчас придумаете и закажете нашему замечательному повару Коллинзу. И даже можете ему немножко помочь! Скажите, что папа просил для вашего развития.

Дети переглянулись, закивали и помчались на кухню. Петрус проследил за ними и, дождавшись, когда они исчезнут из коридора, втащил Енку в кабинет. Схватил в охапку и стоял так, вдыхая запах её волос.

— Такое впечатление, что тебя не было неделю, не меньше… А то и больше. Дети ноют, я хожу, как будто что-то потерял. Меня спрашивают что-то, а я — ”А? Что?”, совсем сбрендил, как ты говоришь. Туперус и есть…

— Ты уже два раза себя так обозвал. Не соглашусь с этим… Ты — любящий, внимательный, к тому же мною любим и… и… вообще, самый мой любимый мужчина! Дракоша…

Он нагнулся и алчно поцеловал её. Потом потащил к заветной двери в спальню:

— Идём? Про свадьбу будем завтра думать.