такого начала воры заметно напряглись. – Очень не хотел барыга отдавать долг, хотя и признал его. Пришлось силой взять. По-другому никак не получалось.

– Погоди-ка! Додона я… лет семь как уже знаю. Крепкий, за себя постоять может. А силой – это как? – спросил меня Силантий.

– Как на духу говорю: три раза всего ударил. Я врать не приучен. Он жив-здоров и даже револьвером своим пугал.

Воры недоверчиво смотрели на меня, пытаясь понять, кто я такой. В обычные рамки их понятий я теперь не влезал. Молодой старовер. Обратник. Крови человеческой не боится. Долги у непростых людей вышибает.

– Ты не прост, парень, совсем не прост, – задумчиво сказал Силантий, рассматривая меня, как товар на витрине. – Я так понимаю, это еще не все?

– Додон еще сказал, что за эту подлянку Нож ему ответит.

Воры переглянулись, потом Терентий сказал:

– Если все так, как ты говоришь, с тебя взятки гладки. Мы были в своем праве. Я долг затребовал, ты его забрал. Пусть лишнее языком не мелет, а то я и укоротить могу. С этим все. Говори, если есть что еще.

Мне пришлось рассказать о моем походе в «Пьяный арлекин», иначе никак не объяснить драку у барыги. Терентий с Силой меня не прерывали, но при этом нередко переглядывались между собой.

– Вот оно как, – задумчиво сказал Силантий после моего рассказа. – Значит, решил по городу погулять. Ну-ну. Только теперь ты, старовер, от толковища не отвертишься. Ты авторитетного вора мордой в дерьмо ткнул. Причем дважды. Не знаю, что у Резаного с газетчиками, но Сыч тебе точно этого не простит.

– Что делать, Терентий Степанович? – спокойно спросил я.

– Завтра встретимся с Резаным, а заодно по тебе узнаем. Тогда и думать будем.

Практичные и умные люди, случись такая ситуация, не стали бы рисковать, а забрали, что имеют, и отправились в сторону вокзала, вот только подобные поступки не в моем характере. Будучи по натуре бродягой и авантюристом, я любил ходить по лезвию ножа. При этом я не адреналиновый наркоман, практичность и расчетливость у меня присутствуют в должной мере, вот только каждый раз, когда я завершаю свое очередное путешествие, меня что-то толкает на поиски новых приключений. Когда я сказал старым дамам, что представляет собой мой девиз, это не было хвастовством, а являлось сутью, основой моей жизни.

На следующий день приехал Семен с продуктами, а заодно предупредил меня, чтобы я был на месте в пятницу после двух. За мной приедут. Моя реакция на это сообщение его несколько обескуражила. Сидит с каменной мордой, и все тут.

Спустя два дня за мной зашел опять Семен. Большую часть пути проехали на извозчике, а затем шли пешком, молча, с оглядкой. Какое-то время петляли между домами, пока не вышли к поселку, находящемуся рядом с железнодорожным мостом. Дома покосившиеся, ветхие, с завалившимися заборами. К виду заброшенности прибавился запах креозота, которым пропитывают шпалы, а стоило нам войти в поселок, сразу появился запах браги. Несмотря на рабочий день, из домов были слышны пьяные крики и песни. Семен не забывал оглядываться и проверяться. В отличие от него, я это тоже делал, только более незаметно, маскируя свои взгляды по сторонам под любопытство. Как-то неожиданно быстро мы свернули в проулок, заросший сорняками, а пройдя еще немного, Семен остановился, открыл калитку, и мы вошли в чей-то двор. На крылечке сидел старик в серых мятых штанах, нижней рубахе навыпуск и босой. На голове – рваная фетровая шляпа. Я не сразу заметил, что он кривой на один глаз.

– Как тут, Косой? – задал вопрос Семен.

– Бог миловал, – последовал ответ.

Мы обошли дом и, пройдя сквозь дырку в заборе, оказались в следующем дворе, на месте, где когда-то был огород. От всего хозяйства, насколько я мог видеть, сохранились только несколько плодовых деревьев и ряд ягодных кустарников, росших вдоль забора. Не успели мы раздвинуть кусты, как перед нами встала пара дюжих молодцов. Плечистые, с большими кулаками и настороженные. Кивнули Семену и покосились на меня.

– Он со мной.

Один из них сказал:

– Проходите.

Охрана отступила в сторону.

Стоило нам вывернуть из-за дома, как сразу открылась интересная картина.

Во дворе под раскидистым деревом стоял стол, за которым сидело четверо жилистых молодых парней. На столе стояли самовар, кружки, тарелка с колотым сахаром и пара глубоких мисок с сушками и печеньем. Парни окинули нас настороженно-любопытными взглядами, после чего вернулись к какому-то спору о шулерских приемах в картах. Во дворе было еще двое охранников. Один стоявший со скучающим видом у калитки, бросил на нас косой взгляд, после чего вернулся к наблюдению за улочкой, другой, верзила, подпирал дверной проем широким плечом. Он единственный здесь занимался делом – подрезал засапожным ножом ноготь на большом пальце левой руки. Окинув нас ленивым взглядом, он легонько мотнул головой в сторону двери.

– Жди здесь, – негромко бросил мне Семен, идя к дому.

Подошел к верзиле и они перебросились словами, после чего здоровяк отодвинулся в сторону, пропуская человека Ножа. Оглянувшись по сторонам, я лениво потянулся и, не найдя места, где сесть, отошел в тень и остался стоять. Все воры были одеты как на праздник. Чистые белые рубашки, начищенные сапоги. Еще только оказавшись во дворе, сразу отметил, что на столе, кроме чая, ничего не было.

Прошло больше часа, а я стоял на прежнем месте, с ничего не выражающим лицом. В той моей, прежней жизни мне иной раз попадались хорошие наставники, научившие меня много чему, в том числе бесконечному терпению и умению находиться долгие часы в полной неподвижности. Чем больше времени я стоял, тем чаще на меня кидали удивленные взгляды находившиеся во дворе воры. Наконец на крыльце показался Семен и повелительно махнул мне рукой. Только я подошел к двери, как верзила подобрался, потом протянул мне широкую как лопата ладонь, крепкую, мозолистую, с короткими пальцами. Подобные индивидуумы, насколько я знал, обычно обладали очень большой силой, что всегда вводило в заблуждение тех, кто считал себя круче всех.

– У меня нет ничего. Даже пилочки для ногтей, – и я выразительно посмотрел на нож в его здоровенной лапе. Думал, не поймет мой намек, но спустя несколько секунд верзила все же сообразил, коротко хохотнул и отодвинулся в сторону.

В помещении, куда я вошел, никакой мебели не было, за исключением стола и стульев. В дополнение к ним из предметов обихода можно упомянуть печь и занавеску, закрывающую дальний угол. На столе стояла водка, закуска и пепельницы, которые были полны окурков,