– Фи, Хейз хочет, чтобы мы перешли на видеосвязь. Можно?

– Конечно! Я соскучилась по ее мордашке! – отвечает Фарли.

Пока мы разъединяемся и снова соединяемся, малышка нетерпеливо пружинит на цыпочках. Я с улыбкой киваю ей и ставлю телефон так, чтобы Фи видела обоих детей.

– Хочешь анекдот? – сразу же спрашивает Хейзл и смотрит то на экран, то на меня.

– Конечно, – отвечаем мы с Фарли.

Лиэм чуть не лопается со смеху.

Улыбка на лице Хейзл мгновенно сменяется печальной гримаской. Видимо, она долго тренировала этот мимический этюд.

– Я тоже.

Лиэм гогочет.

– Хи-и-и!!! – смеется Фарли, и я заглядываю в телефон, чтобы посмотреть на ее лицо: она прижала руку ко лбу и мотает головой, а встретившись со мной взглядом, прикусывает пухлую нижнюю губку.

– Дядя Майер! – вклинивается Лиэм. – У меня тоже есть шутка!

– По-моему, мама слишком часто разрешает тебе брать ее планшет.

– Знаете, почему Бог сделал так, что, когда кто-то пердит, бывает вонь? – говорит он и, сосредоточенно нахмурившись, переводит свои слова на язык жестов.

– Почему? – подыгрываю я, хотя знаю эту остроту.

– Чтобы глухонемые тоже могли насладиться! – отвечает он и для пущего эффекта пукает, а Хейзл, как по команде, зажимает нос.

Комната наполняется истерическим хохотом, как будто мы только что услышали нечто сногсшибательное, а не бородатую шутку из интернета. Чтобы не разочаровывать детей, я тоже смеюсь, да так, что живот начинает болеть.

– Ну ладно, Лиэм, дуй на кухню, помоги Нане готовить ужин. А то устроил мне тут утечку газа.

– Что такое течка?

– У мамы спроси. Заодно пусть объяснит тебе, откуда берутся дети и почему на двери гаража вмятина.

Мальчишка бросает на меня недоумевающий взгляд и, шаркая ногами, уходит.

– Хейз, хочешь еще немножко поговорить с Фи? – предлагаю я.

– Да. Но ты можешь остаться.

– Спасибо, что разрешила, – смеюсь я.

Она усаживается рядом со мной на постель, хватает телефон с тумбочки и ставит его на кроватный компьютерный столик, который водрузила себе на колени.

– Ну? Как тебе отдыхается? – спрашивает Фи.

– Хорошо. Тетя Мелоди разрешила пользоваться ее косметикой. С Наной я испекла сахарное печенье, а с Лиэмом и Коннором посмотрела всех «Могучих утят». Это про хоккей. Мы в него и сами играем.

– У вас там много снега?

– Да, а будет еще больше. В среду и четверг обещали метель.

Фи хмурится и, глядя на меня, спрашивает:

– Ты ведь в среду собирался вылетать?

– Да. Все будет в порядке.

– Наш автобусный тур начинается в четверг, – напоминает она с тревогой на лице.

– Знаю. Не переживай, я успею.

Должен. Надеюсь. Первое выступление Фи будет в пятницу в Сакраменто.

Мне вспоминается позавчерашний день. После хоккея, приготовления печенья и чистки дорожек от снега (не говоря уж о пребывании в доме, полном людей и шума) мой отец имел неосторожность пообещать Хейзл, что после ужина они в сотый раз поиграют в «Ятци»[17], хотя он и так уже спал на ходу. «Папа, ты это зря», – сказал я ему. Потому что знаю, каким виноватым себя чувствуешь, когда валишься с ног от усталости, а тебе напоминают про твое обещание, на выполнение которого нет сил.

– Что такое… что?! – кричит с лестницы моя сестра. – Майер! Какого черта ты надоумил ребенка спрашивать меня о таких вещах?!

Глава 28

Сейчас

Фарли

– Что мне сделать? Может, принести тебе энергетический напиток, или воды, или чего-нибудь перекусить? Что вы с Майером обычно делаете перед выступлением? – спрашивает Клэй.

А у меня в голове двенадцать часов крутится одна и та же мысль. С тех пор, как пропала моя последняя надежда. Точнее, надежда застряла в Финиксе, после того как чудом вылетела и из Цинциннати, и из Чикаго, несмотря на снежную бурю на Среднем Западе.

Чтоб его, этот Финикс!.. Все рейсы задержаны, это ближайший ко мне город, до которого Майер смог долететь сегодня. Ну а сюда, в Сакраменто, уже завтра утром.

Поверить не могу!

Клэй – молодец. Чуточку занудный, зато приветливый и внимательный. Но сегодня у меня первое (первое!!!) выступление, предваряющее самый важный тур в моей карьере, а все попытки меня воодушевить, которые Клэй упорно предпринимает, оказывают противоположный эффект.

– Фарли?

– Чего опять? – рявкаю я.

Поняв, что теперь придется извиняться за свою раздражительность, я раздражаюсь еще сильней.

– Прости, Клэй.

– Ничего страшного. Я понимаю. Не буду стоять у тебя над душой, – говорит он и, кивнув, выходит из гримерки.

Расхаживая из угла в угол, я произвожу инвентаризацию своих ощущений.

Я устала и взвинчена, потому что ночью мне, мягко говоря, не очень хорошо спалось. Сама не знаю, с чего я вообразила, будто в автобусе меня ждет отдельная комната с нормальной кроватью. Мы же комики, а не поп-звезды. Поэтому к нашим услугам только четыре узкие койки, раскладной диван и единственный туалет в конце коридора. Ничего, потерпим, ведь это только для переездов, а в городах будут гостиницы. Дело в другом.

Пока мы не легли спать, я не думала о худшем, постоянно что-нибудь отвлекало. Кара, Шона, Клэй, наш водитель Свен – я болтала с ними и смеялась, убеждая себя: «Майер успеет».

И все же он не успел. Такой поворот событий застал меня врасплох.

– Ничего подобного! Ты готова! – вслух говорю я, глядя на свое отражение в зеркале. – Все нормально. Тебе страшно, но ты это любишь. Ты уже на низком старте. Выйдешь и будешь импровизировать. Так даже лучше. Ты здесь не потому, что вела себя логично. Совсем наоборот. Ты просто занималась любимым делом, не боясь ляпнуть что-нибудь страшно неловкое. Фарли, ты смешная! Майер зовет тебя Фи – от слова «офигенная». Вспомни то, что говоришь Хейзл перед школьными концертами. Иди и порви всех.

Я распахиваю дверь и выхожу в коридор. Он для меня как тоннель, по которому футболисты попадают на поле. Правда, сама я в футбол никогда не играла, да и маленький клуб, где мы сегодня выступаем, мало похож на стадион. Встречают меня без фанфар. Единственная музыка, которую я слышу, – гудение собственных мозгов и отголоски мыслей. Настрой не самый миролюбивый: я злюсь на всех, кто когда-либо давал мне понять, что я странная, чокнутая, чересчур эмоциональная и вообще во мне многого «чересчур». Злюсь на всех, по чьей вине я чувствовала себя незначительной. На всех, кто ставил себя выше меня.

Я до них доберусь. Схвачу микрофон и крикну им в рожи все, что о них думаю. А они будут смеяться. Без остановки. Я соберу всю мою гордость, все чувство