«Запальчиво? – поддразнил его все тот же голос, – Да это была настоящая буря!»

Однако Джиллиан удивила его. О да, она сильно его удивила.

Гарет очень сожалел о том, что у него не нашлось достаточно времени, чтобы поговорить с Робби и рассказать ему о переменах в своей жизни. Накануне из-за свадьбы, визита короля и главным образом из-за настойчивых попыток всех и каждого привлечь к себе его внимание у него едва хватало времени на раздумья. А когда перед самым началом праздничного пира он зашел в спальню сына, тот уже крепко спал. Позже он видел, как Джиллиан сидела с мальчиком у камина. Ее рука обнимала его за плечи, а Робби, смеясь, о чем-то рассказывал ей. Судя по всему, между ними уже возникла привязанность, и это явилось для него таким огромным облегчением, что все его прежние тревоги улетучились. Гарет знал, с какой неприязнью Джиллиан относилась к нему самому, и потому сомневался, примет ли она его сына. Однако это беспокойство оказалось напрасным. Совсем недавно она с необычайной мягкостью и состраданием обрабатывала его раны. Он почувствовал в ней доброту уже очень давно – в мягком прикосновении руки, когда лежал беспомощным на постели. Вряд ли такая женщина способна была отвергнуть его сына. И если они уже успели подружиться, то это, бесспорно, хороший знак. К тому времени когда ребенок появится на свет, все должно быть в порядке…

Ах да. Ребенок. Ребенок, которого им только предстояло зачать. Пока что он был доволен ею. Если бы только у него имелось в запасе чуть больше времени, чтобы завоевать ее доверие…

Он сделал глубокий медленный вдох. Совсем недавно она тоже просила его дать ей больше времени. Он отказал ей тогда – и теперь неожиданно для себя пожалел об этом! Иначе он бы сумел так или иначе заручиться ее доверием…

Бог свидетель, он бы никогда не убил ее. Никогда. А ее брат? Что сталось с Клифтоном? О нем до сих пор не было ничего известно. Быть может, когда страсти немного улягутся, Гарет пошлет кого-нибудь на поиски мальчика. Однако пробуждать в Джиллиан новую надежду пока не стоит.

Приблизившись к камину, он опустился на корточки рядом с Джиллиан, однако не стал к ней прикасаться, а долго смотрел на нее, свесив с колена крепкое запястье. Ее красота всегда поражала его, подобно удару меча в живот, лишая его способности дышать и рассуждать здраво.

Темные шелковистые ресницы дымчатого цвета отбрасывали тень на ее щеки. Вино придало ее губам сочный темно-малиновый оттенок. Одна капелька все еще оставалась на полноватой нижней губе, и отблеск пламени превращал ее в переливающуюся рубиновую бусинку. Рот был слегка приоткрыт, дыхание стало глубоким и ритмичным. Почти благоговейно Гарет провел пальцем по ее нежной щеке, смахнув каплю вина и поднеся палец к губам.

Тут ее глаза внезапно открылись, все еще слегка затуманенные дремотой и вином. Джиллиан зашевелилась.

– Гарет? – пробормотала она.

– Да? – отозвался он хрипло.

Тонкие пальцы Джиллиан коснулись уголка его рта – поразившая его ласка, от которой у него пошла кругом голова.

– Я кормила тебя, – прошептала она.

– Джиллиан… – Он произнес ее имя с несвойственной ему нерешительностью.

Она окинула взглядом черты его лица, словно видела его в первый раз. Сердце его бешено забилось, ибо он не заметил на ее лице ни страха, ни неприязни.

– Когда ты был болен, – теперь голос ее едва можно было расслышать, – я поила тебя… вот так.

Не успел он опомниться, как она наполнила свой рот вином из кубка. Сначала, положив руку ему на грудь, заставила его облокотиться и сама склонилась над ним, так что ее волосы опутали его шелковистой пеленой. Когда ее губы коснулись его, он приоткрыл рот. И как только он это сделал, струйка вина потекла из ее рта в его рот.

И тут его вдруг осенило. Гарет был потрясен и пристыжен сверх всякой меры тем, что она пошла на такие крайности, чтобы спасти его жизнь.

Это было похоже на сон. Господи Иисусе, это и впрямь было как сон… чувственный, сладострастный сон. Желание бурлило в его жилах, и он едва смог сдержать стон. Во всем виновато вино, подумал он. Это оно лишило ее самообладания, заставив выпустить чувства на свободу. И вместе с тем что-то внутри его воспарило на головокружительную высоту.

Не раз его руки судорожно сжимались и разжимались, и он едва удержался от порыва заключить ее в объятия и припасть к ее губам в бесконечно долгом поцелуе. Однако он не поддался этому порыву и не отстранился от нее. Ему вдруг показалось, что он сначала вознесся до небес, а потом рухнул обратно на землю. Соблазн взять то, что она предлагала ему с такой охотой, был слишком силен. Ибо в ней чувствовался некий скрытый огонь – тот самый огонь, который впервые дал о себе знать еще в ту ночь, когда они впервые поцеловались. О, она могла сколько угодно выплескивать на него свою ярость, изображая сопротивление. Однако она поневоле приоткрыла ему то, что пряталось за холодной как лед наружностью.

Она целовала его до тех пор, пока вина совсем не осталось. Лишь тогда оторвала от него свои разгоряченные губы и снова потянулась к кубку, однако Гарет тотчас отставил его в сторону.

– О нет, – усмехнулся он, – ты и так уже выпила сегодня достаточно вина, Джиллиан.

Ее розовые губы выпятились, лоб наморщился.

Гарет помог ей подняться. Джиллиан нетвердо держалась на ногах. Когда, подхватив ее на руки, он отнес ее в постель, она со вздохом обвила рукой его шею. Какое-то время Гарет стоял неподвижно рядом, не решаясь – видимо, из корыстных побуждений – отпустить ее. Наконец уложил ее на перину. Голова Джиллиан уткнулась в подушку, длинные ресницы касались щек. Гарет присмотрелся к ней внимательнее. Она опять уснула!

Вот чего стоили все его мечты о ночи райского блаженства!

Гарет снял с нее платье и туфли и, не глядя, отшвырнул в сторону. Сгусток жара нарастал в нижней части живота. Гарет тоскливо смотрел на нее. Лунный свет озарял ноги Джиллиан, гладкие и блестящие, словно выточенные из слоновой кости, и ему так хотелось, проснувшись, увидеть эти стройные ноги сплетенными с его собственными. Коралловые соски заострились от прохладного ночного воздуха, словно напрашиваясь на то, чтобы их целовали и ласкали языком. Ему не терпелось нагнуться пониже и обхватить губами эти сочные сладкие плоды, чувствуя, как от одного его прикосновения они становятся жесткими и упругими…

Тут Джиллиан снова зашевелилась, слегка раздвинув колени. Эта поза оставляла средоточие ее женственности открытым и уязвимым, доступным для его всепроникающего взгляда. Он знал, что если ему вздумается протянуть руку и дотронуться до этих нежных розовых складок, липкий жар ее тела останется на кончиках его пальцев…

С губ его сорвался целый поток приглушенных проклятий, и Гарет лишь с большим трудом заставил себя отвернуться. У него стучало в висках, и эта пульсация эхом отдавалась в его чреслах. Ах, каким же он был глупцом, раз позволял ей так мучить себя! Она лежала здесь перед ним совершенно обнаженная и полная той чувственной прелести, которая пробуждала в нем все самые низкие инстинкты. В конце концов, она была его женой перед Богом… однако он до сих пор не мог назвать ее своей.