– Добро пожаловать домой, папа.

Взгляды мужчин устремились к моему выросшему животу, и я невольно запахнула плащ. Отец велел всем выйти, и сердце мое внезапно забилось сильнее. Что-то явно было не так. Я взглянула на отца:

– Папа, где Филипп?

– Сядь, madrecita. – Он показал мне на кресло. – Я должен тебе кое-что сказать.

– Предпочитаю постоять. – Я отпустила полы плаща. – Рассказывай.

– Не знаю, с чего начать. Твой муж, он… его нет с нами.

Я замерла, вдруг ощутив внутри страшную пустоту. Перед моими глазами возникло его прекрасное тело, пронзенное копьями разбойников или раздавленное конской тушей.

– Где? – прошептала я. – Где его тело?

– Тело? – Отец приподнял брови. – Он вовсе не умер. Он во Франции, – по крайней мере, я так полагаю. Во всяком случае, он сказал, что отправился именно туда.

Жив. Филипп жив. Почему же мне подумалось, что он мертв?

– Отправился во Францию? Не может быть! Он ничего мне не написал, не сказал ни слова.

Раздраженно фыркнув, отец подошел к камину и взял с полки кубок.

– Как я понимаю, теперь это ему ни к чему – после всего, что произошло между нами из-за того проклятого союза.

– Мама говорила, что он отказался от союза и вы поехали в Арагон, чтобы утвердить его титул.

– Да. – Отец взглянул на меня из-за края кубка. – Но потом этот дурак заявил, что ему нужно поговорить с Луи. Видимо, о чем-то не терпящем отлагательства.

Я нахмурилась, ощутив внезапную слабость. Пол покачнулся под ногами. Я подошла к креслу и села.

– Не понимаю. О чем он мог говорить с Луи?

– Разве мать тебе не сказала? – Отец помолчал, глядя мне в глаза. – Впрочем, следовало догадаться. Все из-за ребенка. Она писала, что ты сильно переживаешь, и, видимо, решила щадить тебя до последнего.

– Меня незачем щадить, – резче, чем хотелось, ответила я и помедлила, собираясь с духом. – Как давно уехал Филипп?

Отец встретился со мной взглядом:

– Почти месяц назад.

– Месяц? Но почему? Что случилось?

Отец сухо усмехнулся:

– Вопрос в том, чего не случилось. Во-первых, этот паук Луи решил объявить нам войну из-за Неаполя. Он осмелился направить ко мне посланника с угрозой, что, если мы не откажемся от своих притязаний, он пошлет войско и вышвырнет меня прочь. Естественно, мне пришлось ответить. Я направил моим кортесам запрос о выделении людей и оружия, ибо ни один француз не смеет указывать, что мне делать. А твой муж решил, что его честь не позволяет ему просто стоять и смотреть, как мы грозим Франции, хотя на самом деле все угрозы исходят от его лучшего друга Луи. И он покинул меня и кортесы на середине сессии, заявив, что ему нужно пересечь горы до начала зимы.

Я почувствовала, что задыхаюсь.

– Он… он поехал один?

– Нет, взял с собой слуг. Должен сказать, он произвел немалое впечатление на моих поверенных, хотя вовсе не то, которого я ожидал. Сомневаюсь, что теперь они когда-нибудь пожалуют титул этому идиоту.

Я медленно выдохнула, не желая давать волю гневу и ужасу.

– Он вернется?

– Понятия не имею, да это меня особо и не волнует. С тех пор как он приехал сюда, он как бельмо на глазу. Если хочет пресмыкаться перед Луи – пусть. Я и так пытался убедить его, что Франция сожрет его самого и все его маленькое герцогство.

– Почему ты его не остановил? – Я встала, не в силах больше сдерживать злость. – Он мой муж и принц-консорт. Он уже получил титул от Кастилии. Что мне теперь делать? Пускаться следом за ним через Пиренеи посреди зимы?

– Ради всего святого, что я мог поделать? Заковать его в кандалы? Я говорил ему, что теперь его долг – быть с нами. Я перечислил все причины, по которым неразумно и даже опасно ехать во Францию. Но он не стал меня слушать, заявив, будто желает доказать, что он настоящий мужчина, и лично отговорит Луи Валуа от войны. Да у меня ослы умнее! Как будто Луи кого-то послушает, если у него есть малейший шанс мне досадить!

Я уставилась на отца. Филипп сказал, что намерен помочь Испании? Я почувствовала в его словах некую фальшь, нечто недоступное моему пониманию. Что случилось в Арагоне за те месяцы, что я провела с матерью? Я заметила, как дрогнула жилка под левым глазом отца, и меня охватили еще большие сомнения. Медленно подойдя к камину, я посмотрела в огонь.

– Он знает, что я беременна?

– Знает. Твоя мать нам написала. Он считает, что тебе не следует путешествовать до родов. Могу тебя заверить – это единственное, в чем мы с ним согласились.

– Но он ничего не просил передать? Не оставил письма?

– Нет.

Обман стал почти физически ощутимым.

– И все из-за этой войны по поводу Неаполя? Войны, к которой он не имеет никакого отношения?

– Как я уже говорил, он считает, что сумеет воззвать к разуму Луи. – Отец выдохнул уголком рта. – Пфф! Твоя мать, может, и поверила бы его оправданиям, но я знаю. Он поехал потому, что надеется устоять, держа по одной ноге в каждом из противоборствующих лагерей. Коварный Габсбург! Он вовсе не собирается отказываться от своего союза с Францией.

У меня закружилась голова. Отец положил руку мне на плечо:

– Ты ни в чем не виновата, madrecita. Твой муж может делать все, что захочет. Но мы позаботимся о тебе, а после родов решим, как поступать дальше. А пока ни о чем не беспокойся, хорошо?

Но у меня имелись все основания беспокоиться, ибо я даже не представляла, где теперь мое место.

Десятого марта 1503 года, когда в Кастилии стаял лед, я легла в постель и всего через несколько часов схваток родила сына. Я назвала его Фернандо в честь отца, и, к радости моей матери, он отличался здоровым телом и умом. Вскоре после этого я переехала вместе со всем моим двором в замок Ла-Мота в Центральной Кастилии. Матери пришлось вернуться в Толедо, чтобы утихомирить разбушевавшиеся после внезапного отъезда Филиппа кортесы, а у меня не было никакого желания находиться в городе, хранившем воспоминания о моих скандалах с Филиппом и смерти Безансона.

Я отослала письмо в Неаполь, куда отец отправился воевать с французами. Посреди войны, которую он, как обычно, бесцеремонно назвал «грязной заварушкой», он прислал мне рубиновое кольцо, сожалея, что не может увидеться со своим новым внуком и тезкой. «Ты исполнила самые сокровенные мои надежды, madrecita, – писал он, – и французы скоро побегут прочь, словно дворовые псы. Советую тебе написать мужу и сообщить ему добрые вести».

Я представила себе его ироническую улыбку, с которой он выводил последние слова. На самом деле я уже писала Филиппу, причем неоднократно, но все письма остались без ответа. Я знала о его приезде во Францию со слов посла матери в Париже, но о чем бы он ни договорился с королем Луи, войну за Неаполь это не остановило. Мадам де Гальвен продолжала присылать регулярные отчеты о детях, но от мужа я не получила ни единого слова. А он уехал целых семь месяцев назад.