Когда ученые называют вольноотпущенников «маргинальной» частью общества, характеризуя кого-то, утверждают, что «он был рабом и ни он сам, ни окружавшие не забывали об этом», следует вспомнить пример отца Горация. Как я уже показал, доказательств такого отношения к либертинам не имеется, за исключением, пожалуй, тех, кому удалось нажить большое состояние. Даже сам факт, что мужчины и женщины, относившиеся к группе свободнорожденных или вольноотпущенников, имели право вступать друг с другом в брак, доказывает безразличное отношение простолюдинов к их статусу. В то же время запрет на брак вольноотпущенника с представителем аристократического общества, класса сенаторов, демонстрирует, что «презрение» проявлялось только со стороны аристократии. Укажу еще на один момент: либертины, как и свободнорожденные, не должны были платить налоги на собственность; если бы они являлись «второсортными» гражданами, они наверняка не имели бы такой привилегии. Кроме того, внешне либертины ничем не отличались от свободнорожденных. Найдено изображение вольноотпущенника в традиционном для простых людей головном уборе, правда, он предназначался для торжественных случаев, а не для повседневного ношения. Либертины вели такой же образ жизни, как и свободнорожденные, и их положение в обществе определялось личными способностями, финансовым положением и устремлениями, а не социальными запретами.

Некоторые ограничения в правах были не очень существенными. Повторю, что вольноотпущенники не имели права занимать официальные должности в Риме и в городском управлении, а также некоторые церковные должности, но многие ли из них стремились к этому? Они не могли вступать в легионы, хотя их допускали в другие военные и полувоенные подразделения. Но так как в основном рабы получали свободу в возрасте 30 лет, большинство из них уже и не помышляло о военной карьере. В целом все эти ограничения в правах не оказывали сколько-нибудь важного влияния на простых вольноотпущенников.

Поскольку обычно подневольные получали свободу из рук хозяина благодаря своим способностям и верной службе, а тот взамен ожидал от своего бывшего раба почтения и материальной выгоды, понятно, что их отношения складывались по-разному. Некоторые вольноотпущенники уважали и ценили своего патрона, как говорил Гермер Аскилту: «…я старался во всем угождать хозяину, человеку почтенному и уважаемому, чей ноготь стоил дороже, чем ты весь» (Сатирикон, 57).

В надгробной эпиграфике имеется множество подтверждений такого уважения либертинов к «отцу»; впрочем, нужно иметь в виду, что зачастую это было лишь данью умершему или благодарностью за его завещание, которым он приказывал наследникам отпустить раба на волю:

«Луций Сервилий Евгений, Луций Сервилий Абаскант и Сервилия Лаис, вольноотпущенница Луция, поставили этот памятник по собственному желанию лучшему из патронов» (CIL 5.7955, Сими, Франция).

«Духам Тиберия Клавдия Онесима, который жил 65 лет 6 месяцев и 5 дней. Аврелия Диоклия, жена его, и Тиберий Клавдий Мелигер, вольноотпущенник его, поставили этот памятник достойнейшему из патронов» (CIL 6.15172, Рим).

«Духам Квинта Фабия Теогона, продавца красок в Эсквилине рядом со статуей Планка. Фабия Нобилия установила этот памятник лучшему и заботливейшему патрону, заслужившему ее огромную преданность, и ей самой» (CIL 6.9673).

Вольноотпущеннику важно было иметь хорошие отношения с патроном, что было не только выгодно в материальном отношении, но и повышало его авторитет как поверенного этого человека, особенно если тот занимал видное положение в обществе.

Другие либертины могли испытывать к бывшему хозяину заслуженную, а порой и необоснованную неприязнь и пытались, как я говорил, уклониться от исполнения официального и неформального долга по отношению к нему; патрону случалось обращаться на такого клиента в суд, чтобы добиться исполнения его долга, operae. Естественно, эти люди не оставили надгробных надписей и нам неизвестны. Но существуют надписи, свидетельствующие о возмущении патрона неблагодарностью своего вольноотпущенника: «Марк Эмилий Артемий поставил этот памятник Марку Лицинию Саксессу, своему достопочтенному брату, Цецилии Модесте, своей жене, и самому себе, а также своим вольноотпущенникам и вольноотпущенницам и их детям, за исключением вольноотпущенника Гермеса, которому я запрещаю приближаться и входить в гробницу из-за его дурного поведения по отношению ко мне» (CIL 6.11027, Рим).

В юридических документах перечисляются некоторые из этих «дурных поступков», совершенных вольноотпущенниками: отказ от исполнения долга перед их бывшими хозяевами; оскорбительные слова или действия; распространение порочащих слухов; подстрекательство других к возбуждению против патронов судебного дела; публичное обвинение их перед законом.

Но их отношения зависели от того, продолжал ли либертин жить в доме своего патрона или отделялся и заводил собственное дело. Оставаясь в доме, он получал крышу над головой и пищу, зато был лишен той свободы действий, какую имел бы, живя отдельно. С другой стороны, отделившись от бывшего господина, он сталкивался с множеством проблем, о которых и не подозревал до получения вожделенной свободы. Эпиктет, будучи вольноотпущенником, самым серьезным образом предупреждал, что на свободе бывшего раба ожидали суровые испытания (я привел этот отрывок в гл. 4) (Беседы, 4.1.34–37).

Любопытно, что в «Пиршестве Тримальхиона» ничего не говорится об отношениях, сложившихся между приглашенными вольноотпущенниками и их патронами. Скорее всего, автор «Сатирикона» хотел изобразить только либертинов и сознательно умолчал о месте «отцов» в их жизни. Но иногда было так, что вольноотпущенники не имели патрона, а следовательно, и его поддержки, зато и не опасались вмешательства последнего в свои дела.

Между либертинами устанавливались дружеские отношения, например: «Авлу Меммию Клару. Авл Меммий Урбан поставил этот памятник вольноотпущеннику, своему партнеру и самому дорогому другу. Между мной и тобой, о мой дорогой собрат, я знаю своим сердцем, никогда не было ни малейших разногласий. И этим памятником я призываю небесных и подземных богов в свидетели, что мы с тобой, проданные вместе в один дом, вместе были отпущены на свободу из дома хозяина, и между нами не было никаких раздоров, кроме твоего рокового дня» (СIL 6.22355а = ILS 8432, Рим).

Наравне с дружбой между вольноотпущенниками возникало и соперничество. Надгробные надписи свидетельствуют об их борьбе за признание в своей среде. Частота таких надписей вкупе с перечислением достижений, важных для них (удачи в семейной и деловой жизни), подтверждает это. Такое соперничество было нормальным в обществе, где высоко ценилось достоинство человека. Однако, несмотря на конкуренцию, вольноотпущенники объединялись в союзы. По всей вероятности, таких обществ было не очень много, но все-таки в эпитафиях о них упоминается. Поскольку простые либертины ничем не отличались от обычных людей, естественно, что они сотрудничали не только с равными себе, но и со свободнорожденными. Поэтому мы чаще видим упоминания о «смешанных» обществах, а также довольно часто – об участии в них и рабов. Руководили этими обществами либо свободнорожденные, либо вольноотпущенники, что говорит об отсутствии какой-либо дискриминации по отношению к последним; ничего не говорится о существовании особой «среды вольноотпущенников». Либертины объединялись с рабами не только в профессиональных союзах, но и для других целей, как свидетельствует это посвящение алтаря ларам Августа: «Когда Гай Цезарь, сын Августа, и Луций Павл были консулами, эти служители культа возвели алтарь ларам Августа: Квинт Нумизий Легио, вольноотпущенник Квинта; Луций Сафиний, вольноотпущенник Луция; Хилар и Содалий, рабы Гая Модия Цимбера; Есхин, раб Октавия Марка» (CIL 10.1582 = ILS 3611, Поццуоли, Италия).