Вероятно, привязанность к семье удерживала многих юношей от мысли поступить на военную службу. С другой стороны, последняя давала многие преимущества, и более решительные молодые люди делали свой выбор в пользу армии. Поскольку в античном обществе люди зачастую не могли найти работы на полный рабочий день, в зимние месяцы страдали от недоедания, а также боялись потерять трудоспособность в результате какого-либо несчастного случая, что грозило уже полной нищетой, то воинская служба с регулярно выплачиваемым жалованьем представлялась им весьма соблазнительной. Артемидор прекрасно это понимал и использовал в своем толковании снов: «Видеть во сне солдатскую службу безработным и нуждавшимся предвещает занятие и работу, потому что солдат никогда не бывает без работы и в нужде» (Сонник, 2.31).

К заявлению одного матроса о том, что служба вырвала его из нищеты, наверняка присоединились бы и легионеры: «Луций Требий, сын Тита, отцу [посвящает этот памятник]. Я, Луций Требий Русон, сын Луция, родился в жалкой нищете. Потом я 17 лет служил императору матросом. Я был уволен с почетом» (CIL 5.938 = ILS 2905, Августа Бадженорум, Италия).

И сами легионеры, и штатские люди считали военную службу профессией. Когда Павел приводил в пример работников, заслуживавших вознаграждения плодами своих трудов, он упоминал и солдата: «Какой воин служит когда-либо без содержания? Кто, насадив виноград, не ест плодов его? Кто, пася стадо, не ест молока от стада?» (1 Коринфянам, 9: 7).

Гораций в «Сатирах» (2.23–40) ставит воина наравне с земледельцем, содержателя постоялого двора – с матросом, пишет как о людях, которые усердно трудятся и с нетерпением ждут наступления старости и возможности отдохнуть от тяжелого труда. К тому же служба давала множество материальных выгод. Прежде всего жалованье. Солдату выплачивали сумму, примерно равную хорошему дневному заработку ремесленника, – при этом регулярно, на протяжении всего года, тогда как во все периоды существования империи нормальными являлись безработица или неполная занятость. Судя по документам из Египта, солдату удавалось за год отложить около 25 % жалованья, несмотря на вычеты и его личные расходы. Со временем человека могли повысить в ранге, что влекло и увеличение жалованья – обычно в полтора, а то и в два раза; если воину удавалось дослужиться до центуриона, что, видимо, было довольно редко, то он получал в 15 раз больше, чем солдат-новобранец. Когда легионеров переводили на новое место службы, им выплачивались деньги на транспортные расходы (viaticum); если они отправлялись в дальный поход, то давали деньги на обувь (clavarium), остаток которых можно было отложить на хранение в кассу легиона. К тому же иногда император мог расщедриться на подарки. Эти дарственные суммы выплачивались солдатам соответственно их воинскому званию. Кроме того, после смерти императора легионерам могли выдать деньги, оставленные им по его завещанию. И наконец, после увольнения из армии солдату выплачивалось вознаграждение, сначала выдававшееся в виде участка земли. Но подходящих территорий было не так уж много, и это вызывало жалобы солдат на то, что их обманули, выделив истощенный и далеко расположенный участок земли. Тогда в качестве вознаграждения стали выплачивать деньги.

По закону, принятому еще во времена Августов, накопленные и полученные в качестве вознаграждения средства являлись собственностью самого солдата, а не его отца. Юристы объясняли, что в этом случае отцовская власть над сыном ограничивалась: отец не имел права распоряжаться деньгами, заработанными легионером за время его службы. К тому же последний имел право завещать их, независимо от желания отца. Это делало солдата экономически самостоятельным, о чем гражданское население даже не помышляло. Помимо денежных выгод, закон предоставлял легионеру особые привилегии. Он всегда мог рассчитывать на помощь в трудных ситуациях и на благосклонное отношение суда; его могли судить только военные суды; в том числе за совершенные им преступления против своих сослуживцев или за любые другие проступки. Если гражданский человек выдвигал обвинение против легионера, то дело разбиралось в лагере военным трибуналом, состоявшим из центурионов. Мало того, гражданский человек, выдвинувший обвинение против солдата, обязан был присутствовать на суде, в противном случае процесс не мог состояться. Легионера не имели права вызвать в какое-то отдаленное место или город в качестве свидетеля; и, если он отсутствовал по военной службе, против него не имели права возбудить дело. Если же солдат выдвигал обвинение против гражданского лица, оно разбиралось в гражданском суде. Но показаниям легионера оказывалось предпочтение, и слушание назначалось на тот день, который он определял. Если солдата все же уличали в серьезном преступлении и приговаривали к наказанию, его не могли подвергнуть пыткам, приговорить к работам на руднике или к каторге. Его не могли казнить, как обычного преступника, т. е. для него исключались повешение, распятие на кресте и отдача на растерзание диким животным.

Принимая все это во внимание, неудивительно, что человек видел в солдатской службе возможность избегать проблем с законом, смелее обращаться в суд и выигрывать дела. Один юрист III в. говорил о таких случаях мошенничества: «Не всякий, у кого была тяжба и он из-за этого поступил на военную службу, должен быть отправлен в отставку, но тот, кто поступил на службу для того, чтобы, прикрываясь воинским званием, получить преимущество перед своим противником (на суде). Нельзя, однако, легко прощать без судебного расследования тех, кто имел до вступления в армию судебный процесс. Но лицам, прекратившим процесс мировой сделкой, такое снисхождение должно быть оказано» (Менандр Арий. О военном деле, 1 = Дигесты 49.16.4.8).

Таких случаев следовало ожидать: было большим искушением получить мошенническим путем привилегированный статус солдата и таким образом избежать ответственности перед законом.

Вместе с тем закон предусматривал для легионеров некоторые запреты. Так, они не имели права принимать в дар вещи, являвшиеся предметом судебных споров (находившиеся под судебным арестом); не могли выступать посредниками третьей стороны, приобрести в собственность землю в той провинции, где проходили службу, хотя, видимо, этот запрет регулярно нарушался. Но по сравнению с имевшимися преимуществами эти ограничения были незначительными. И это объясняет, почему властям не представляло труда набрать необходимое количество рекрутов.

Юноша являлся к военачальнику, занимавшемуся набором новобранцев, там записывались его данные: имена его и отца, фамилия, если была, район, где он голосовал, место рождения или происхождения и дата зачисления в армию. Любопытно, что возраст новобранца не записывался. Зато обязательно фиксировалась дата зачисления в армию, так как с этого дня отсчитывался срок службы вплоть до увольнения. Должно быть, человек всегда помнил эту дату, так как на надгробьях умерших солдат гораздо чаще указываются их stipendia (годы службы), чем возраст.

Определить простодушие и глубину невежества оказывалось довольно просто, другое дело – выяснить, насколько хорошим ремесленником он был, ибо в армии, как указывал Вегеций (1.7), могли пригодиться кузнецы, плотники, сапожники, мясники и охотники; очень ценились уже тренированные в лагерях новобранцы.