Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не знаю, кто вошел в мою квартиру, а вот в мой кабинет вошел Николаев.
– Что именно, Виктор Аркадьевич?
– Что, ничего удивительного в вашей жизни не происходит?
Я неопределенно пожимаю плечами.
– У Рольфа понос. Не пойму отчего. А так... – Я подумал и снова пожал плечами. – Так все как обычно.
Николаев усаживается на то место, которое еще не остыло после задницы предыдущего посетителя.
– Послушайте, Струге, в отношении вашей жены возбуждено уголовное дело, а я... А я узнаю это от совершенно посторонних лиц! Антон Павлович, вы даете себе отчет в том, что может вслед за этим последовать?
– А-а-а... Вот то удивительное, о котором вы упомянули... Ну, Виктор Аркадьевич, это для вас удивительно. А для меня это дело привычное. Вам не рассказывали, как меня пытались на бабе запоганить? А как трижды писали на меня заявления в прокуратуру по факту вымогательства? И вовсе не посторонние вам звонили. Зачем посторонним вам звонить? Два мужика с кислыми глазами, а их одеколон вонял, как сгнившее сено? Я их знаю. Пидоры конченые. Это пидоры вам звонили, Виктор Аркадьевич. Больше не разговаривайте с ними.
Председатели не любят, когда их шокируют. Как священники – связь между небом и землей, они – связь между судом районным и судом областным. А посему всегда в курсе.
– Если вы не считаете нужным информировать своего председателя о подобных, привычных для вас вещах, то я это сделать обязан.
– Вы думаете, Лукин не знает?! Впрочем, вы же не должны знать, что он знает. Сообщите. А то как-то неправильно получается.
– Вы опять зарываетесь, Антон Павлович. Я не имею в отношении вас никаких личных неприязненных чувств, однако вы постоянно меня подталкиваете к их зарождению.
– Очень может быть, – согласился я. – После того, как вам в моем кабинете едва не разбили кирпичом голову, вы должны были понять, что меня давят. А вы мне чем помогли в такой ситуации? Звонками Лукину? Спасибо. Поэтому я вам об удивительных фактах из своей жизни и не рассказываю. Зачем это делать, если вся ваша помощь будет состоять в сообщении председателю областного суда?
Николаев смотрел на меня, и откровенной злобы в его взгляде я не находил. Конечно, он вправе рассчитывать на мои откровения и честность и вправе это от меня требовать. Но что он сделал для того, чтобы я ему верил?
Я слышу хохот старца Лукина, раскачивающегося на своем стуле.
Николаев пожелал удачного рабочего дня и вышел. Пусть бездна разверзнется подо мною, если он не пошел звонить Лукину! Пусть меня всего покроет короста, если Лукин уже не предлагает председателю квалификационной коллегии судей поставить вопрос о соответствии меня занимаемой должности!
Странно, скоро обед, а я до сих пор не чешусь. И стул подо мною ничуть не колеблется.
– Антон? Как дела?
– Это я хочу спросить – как дела, Пащенко?!
– Все в порядке. Пермяк вынужден был довезти Сашу до прокуратуры, потому что эти трое внаглую поперлись за его «Волгой». Потом вся троица отправилась ко мне выяснять отношения. Последний раз роль придурка я играл в школьном спектакле про хорошистов и двоечников. Кстати, ты избавлен от необходимости знакомиться с делом своей жены. С ним познакомился я. Мне предложили его для обозрения доверчивый дознаватель УБОПа и двое оперов. А что ему было делать? Меня ведь нужно было как-то убедить в том, что им необходима Саша? Их не смутил даже тот факт, что в тот раз я был в УБОПе вместе с тобой. Пока листал дело, Пермяков увез Сашу к своей сестре...
Бедная Марина. Последний год она только тем и занимается, что играет роль содержательницы конспиративной квартиры. То для меня с Рольфом, то для Саши.
– Рольфа пришлось забрать с собой, потому что неизвестно, как теперь будут разворачиваться события. Да и Пермякову он большим подспорьем был. Кстати, у дознавателя сейчас сильно распухла рука. Он в коридоре твоей квартиры нечаянно выбросил руку в сторону Саши, а Рольф это случайно заметил...
Не отравилась бы моя собака!
– А дальше что?
– Дальше я вернул дело и сказал: «Что ж, все законно». Они тут же попросили выдать Сашу, а я тут же вызвал Пермякова. Ему просьбу повторили, а он спросил: «В чем дело, товарищи?» Я, Струге, конечно, сам наглецом иногда бываю, но такого неприкрытого хамства от Пермякова не ожидал. Ты бы видел, что происходило в моем кабинете. «Какую Струге?» – «Жену судьи!» – «Я что, идиот – жену судьи задерживать?! О чем вы говорите?!» Короче, отстой, Струге. Не волнуйся, с ней все в порядке.
– А что дело?
– Яновский развалит его с полпинка. Хотя сшито довольно грамотно. Но Яновский...
Да, тут Пащенко прав. Развал следствия для Яновского не определяется грамотностью или неграмотностью сшиваемых дел.
Наступил обед, после которого я должен рассматривать второе запланированное дело. Однако адвокат потерпевшей стороны имел честь намотать на нос грипп. Может, и не грипп. Может, и не на нос. Только процесса все равно не будет.
Транспортный прокурор после обеда вызывает к себе из ИВС отца Вячеслава. Наверняка прихожане устроили у крыльца пикет. Интересно посмотреть, как их духовного наставника будут выводить из автозака и вводить в прокуратуру в наручниках. В очередной раз Пащенко проклянут. Да и мне о получении индульгенции задумываться не приходится...
Действительно, несколько старушек с плакатами из ватманских листов стояли напротив входа в здание, создавали таким образом благоприятную почву для скорого появления журналистов. Оставлять без внимания лозунги – «37-й ВЕРНУЛСЯ!» и «СЕГОДНЯ СРУБАЮТ КУПОЛА, А ЗАВТРА – ГОЛОВЫ?» – на их месте я бы не стал. Однако за то время, пока я входил в здание, они появиться не успели. Наверное, бабки только что развернули свою агитацию, а жители соседних домов еще не прочитали написанное. Ничего, скоро разберутся и позвонят всем главным редакторам Тернова.
А Пащенко встретил меня взглядом, полным таинства и предвкушений. Чтобы его не разочаровывать, пришлось подыграть.
– Отец Вячеслав не выдержал нечеловеческих пыток и решил взять на себя чужую вину?
Я не угадал.
– Сегодня опера из транспортной уголовки сняли с поезда Москва – Тернов Малетина.
– Какого Малетина? – В последнее время передо мной мелькало столько людей, что я не сразу понял.
– Того самого. Горе-юриста, на полставки подрабатывающего экспедитором обувной терновской фабрики. – Не наблюдая в моих глазах восторга, Пащенко огорчился: – Е-мое... Сопровождающий «КамАЗа».
Вот это была новость. Я помню час, когда Вадим мечтательно произнес: «Поймать бы Малетина». И вот он... А где он, кстати, сейчас?
– Он здесь, – успокоил меня прокурор. – С ним Пермяков разминку проводит. Сейчас повесит на него пару «мокрух» в поездах и несколько изнасилований, а когда перейдет к терактам, я подключусь. Работа с холодными телами – бесполезная трата времени. Хочешь поучаствовать?