В трубку я слышу, как щелкает оболочка от упаковки таблеток. В своей правоте убеждаюсь, когда слышу исковерканный говор – трудно разговаривать, перекатывая катыш во рту.

– Я его знаю через его отца, Семена Матвеевича. Он занимает высокий пост, если вы не знаете. Он решал вопрос о ремонте храма, а сын ему помогал.

– Очень хорошо. А какие еще дела у вас с Артемом, сыном уважаемого в городе человека? Кстати, вы знаете, где сейчас находится Артем?

– Нет.

– Ложь – грех, отче. Вам очень хорошо известно, что он под судом. И вам известно, что он в тюрьме. Пока в тюрьме. Давайте без официоза и трепотни! Вы хотите помочь Малыгину? Или вас устраивает сегодняшний расклад?

Батюшка грызет валидол, аки зверь. Возможно, это способствует работе мозгов. Я знаю таких людей. Очень хочется задать ему вопрос о «товаре», но едва это сделаю, как сломаю всю работу Пащенко и Пермякова. Едва я начинаю поиск лиц, с которыми Малыгин-младший мог говорить перед самой аварией, их устраняют у меня на глазах. Последняя смерть – смерть Изварина – протянула ниточку к Гомову. Случайность?

Но, когда я обрабатываю Малыгина-младшего в камере, всплывает все тот же телефон и его хозяин. На отце Вячеславе сошлись все пути-дороги. И сейчас он нервничает. Очень нервничает.

– У вас все, Струге?

– Да, все. – Свою задачу я выполнил. Гомов не знает, что он под «контролем», не знает и о том, что мне что-то известно о звонке Жоры. Зато увидел к себе интерес. Сейчас он начнет совершать поступки, половина из которых окажется ошибочными. Этого ждет не дождется группа Пермякова. – Кстати, батюшка, что за несчастный случай произошел с вами в Саратове?

Сквозь дырочки в трубке я вижу вползающую в кухню ненависть.

– Той судимости сто лет в обед. За свои грехи я получил отпущение сполна.

– Правда? А как Священный синод отреагирует на тот факт, что вы спекулировали затычками на Саратовском рынке? Святые отцы ведь думают, что вы политический мученик, не правда ли?

– Вы хотите совершить низкий поступок. Зачем вам это? Удовлетворение собственного тщеславия? У меня безупречная репутация.

– Едва ваше имя сыск привяжет к преступлениям, совершаемым Малыгиным-младшим, как вас лишат сана. И вы опять превратитесь в Гомова Вячеслава Сергеевича. Хавбека, если вам угодно.

Наверное, из линии полузащиты отец Вячеслав решил перейти к глухой обороне. Иначе бы он не предложил мне встретиться через сорок минут на площади Ломоносова. У кинотеатра «Смена», что в двухстах метрах от заведения, которое Артем Малыгин посетил, не выходя из своей «Тойоты Проминент».

Саша спит, и слава богу. В ней столько успокоительного и усталости, что она проснется не ранее завтрашнего обеда. Теща оповещена надлежащим образом о вынужденной задержке дочери на работе и об обязательном прибытии дочери в квартиру тети завтра. Так что ядерного взрыва в ближайшие сутки не произойдет.

Я сделал еще один телефонный звонок и направился в прихожую.

Немного подумав на пороге, сунул в карман газовый пистолет и присел на пуфик. Сегодня полнолуние, а отец Вячеслав собрался на улицу. А в полнолуние известно, кто выходит на улицу без опаски. Так что с пистолетом я не погорячился.

На Аллаха надейся, а верблюда привязывай.

Я тоже так думаю.

Встреча святого отца с нехристем произошла у входа в кинотеатр. Под рекламным щитом, анонсирующим демонстрацию комедийного корейского боевика «Моя жена – гангстер».

Второй щит в рубрике «Скоро» обещал показ эротического триллера «Убей меня нежно». Чудное местечко. Отче специально тут встречу назначил?

Было бы смешно надеяться на то, что Гомов прибудет на «стрелку» в сутане и с крестом поверх нее. Безупречная дубленка, норковая шапка, блестящие глянцем зимние ботинки. Он похож на профессора физики, у которого украли кейс с часами, расписанием занятий и картой города.

Со мной он не поздоровался, хотя я точно помню, что он этого не сделал и при телефонном разговоре. По привычке сложив руки на животе, он смотрел на меня так, словно я был представителем паствы, прихожанином. Он был готов хоть сейчас связать меня с господом и снова отпустить грехи, которые я успел совершить после последнего посещения церкви.

– Удобно ли, святой отец? В такое время-то?

– Будет! – неожиданно грубо прервал он меня. – Что вам угодно, любезный?

Я оскалился и вставил промеж зубов сигаретный фильтр.

– Я тебе не любезный, богоотступник...

Руки отца Вячеслава замерзли, и он переместил их в карманы дубленки. Нельзя сказать, что мой тон его обескуражил. Вот это и вызывало у меня беспокойство.

– Я тебе не любезный, – повторил я. – Хватит апостолом прикидываться, Гомов. Номер твоего телефона находят в кармане убитого человека. Твой номер телефона произносит Артем Малыгин, когда просит сокамерника сообщить тебе о своем аресте. Ты не трогал Артошкин товар, Гомов? Уж очень он беспокоится о его судьбе! Даже больше, чем о своей. Каким таким бартером вы занимались с Малыгиным-младшим?

Известие о том, что его «прокатили», отец Вячеслав воспринял крайне негативно. Я бы даже сказал – неадекватно. Он стал изрыгать мат и проклятия, как сатана. Судя по лексике, двухгодичное отбывание наказания не прошло для святого отца бесследно. Из него вылетала такая «феня», что даже мне, бывшему следаку и нынешнему судье, стало не по себе.

– Слышал бы вас сейчас патриарх, батюшка... – Все, что мне удалось из себя выжать.

Внезапно отче успокоился.

– Почему вы решили, что звонок Артема Малыгина есть предупреждение мне? «Товар» – это работы моих церковных иконописцев и умельцев, которые Артем собирался приобрести для интерьера своего загородного дома. Известие о его аресте могло подвигнуть меня на продажу изделий иным лицам, а Артем, что свойственно истинным православным, верил в свою невиновность и скорое освобождение. И просил меня сохранить творения для передачи именно ему. А то, что номер телефона церкви был обнаружен в кармане убиенного Изварина... Там разве было мое имя? Да если бы и было. Этот номер телефона есть в городском справочнике. На этом основании вы можете арестовать всех, кто имеет такой справочник. При чем здесь церковь? При чем здесь я, ее служитель?

Я успокоился окончательно. Еще секунду назад у меня были какие-то сомнения. Теперь они развеялись, как сигаретный дым после моей последней затяжки. Я отбросил окурок в сторону и натянул перчатку.

– Гомов, я удивляюсь, что при такой болтливости и отсутствии в вашем рту устройства для фильтровки базара вы еще живой. Ничего, что я так, не по-православному? После вашей речи я до сих пор не могу прийти в себя. Мне кажется, вам пора направляться в прокуратуру. И желательно прямо сейчас.

– Неужели вся прокуратура пришла к мысли, что святой отец, слуга церкви, способен на богопротивные деяния?! – Гомов яростно шептал и дышал мне в шарф. Мы стояли вплотную, и это придавало беседе некое напряжение.