– Я нашла кости, – сообщаю я. На мгновение пальцы Коула на моей руке сжимаются сильнее, его лицо вроде бы темнеет, но тень проходит, а его глаза спокойны. Вокруг нас кружит ветер. Коул крепко обнимает меня и, положив руку мне на талию, ведет через пустошь. Стоит мне притормозить или потребовать объяснений, он тут же останавливается, поворачивается ко мне, смотрит в глаза и рукой приподнимает мне подбородок. Под его пальцами лицо мне заливает жар. А потом он целует меня в лоб, и на кожу словно капает прохладная капля росы.

– Коул, – шепчу я, смущенно и в то же время обрадованно, а он снова целует меня, на этот раз по-настоящему. В его поцелуе нет страха, нет неуверенности. Он касается ладонью моей залитой румянцем щеки и ведет все дальше, на холмы. Я едва замечаю, как позади нас скрывается из виду деревня. Зевая, я опираюсь на него в темноте, уверенная, что все это мне снится, что я у себя в спальне, в доме моей мамы, а холодно потому, что во сне я, должно быть, сползла с кровати на деревянный пол. Здесь, в моем сне, Коул жив, и мы гуляем. Я чувствую, что он рядом, вижу его одного, а остальной мир, кажется, пропал куда-то.

– Куда мы идем? – спрашиваю я. Коул все еще держит меня, держит как-то странно, одновременно легко и напряженно, и меня это смущает – я мгновенно напрягаюсь и пытаюсь оттолкнуть его. Оттолкнуть его от себя. Я толкаю одними кончиками пальцев. Это нелегко. Коул снова останавливается и поворачивается ко мне.

– Лекси, – шепотом зовет он, пальцами ласково обводя мою скулу.

Какими бы нежными ни казались его пальцы, я не могу ослабить их хватку. Я недоуменно моргаю, в грудь проникает холодный воздух и вместе с ним приходит паника. Я не должна сейчас находиться здесь. Мне необходимо быть дома.

– Пусти, Коул, и объясни, что происходит. Расскажи мне, что случилось.

А когда вместо ответа он снова пытается меня поцеловать, я начинаю отбиваться всерьез.

– Коул, отпусти сейчас же! – рычу я.

Но Коул и не думает слушаться. Одной рукой он крепко держит меня, а другая, которая гладила меня по щеке, продолжает блуждать по моей шее. Его пальцы ложатся мне на шею. Я задыхаюсь, больше от ужаса, и бью его по рукам, но мои руки проходят сквозь них, прямо сквозь него, как будто он не человек, а… воздух.

– У меня все получилось, – шепчет он мне на ухо. Его воздушные пальцы сжимаются у меня на шее. Я не могу дышать.

– Что сделал? – хриплю я, а каменные глаза Коула встречаются с моими. Странно, до чего сейчас они похожи на настоящие камни.

– Дети у меня, – его голос превращается в шипение. – Все до одного.

Я безуспешно пытаюсь вырваться, но ничто не трогает этого Коула, сделанного из ветра и камней. Сон рассеивается, мир вновь обретает очертания, вокруг нас темная ночь и круглые холмы, куда ни посмотри. Как получилось, что мы ушли так далеко от деревни? Даже если бы я смогла закричать, услышат ли в Ближней? Или мой голос унесет ветер?

– Что-то не так, Лекси? – спрашивает он, продолжая сдавливать мне горло. – У тебя взволнованный вид. Успокойся. Все будет хорошо.

Коул начинает тихо напевать ту самую жуткую мелодию, у меня в ушах стучит пульс, а вокруг нас шастает ветер.

Как я могла оставить дома нож отца? Я даже не обулась, вспоминаю я наконец, опустив взгляд на исцарапанные, окровавленные ноги. Я их не чувствую. Ужас заставляет забыть о других чувствах. Собравшись с силами, я отталкиваю его и тут обнаруживаю, что он не целиком состоит из ветра – я натыкаюсь на что-то твердое, и он отступает, выпускает меня. Морщась от боли, я ковыляю по измятой траве, сломанные колючие ветки цепляют и рвут на мне сорочку, какой-то сук больно царапает ногу. По колену течет что-то теплое.

– Почему ты все это делаешь? – задыхаясь, спрашиваю я.

– Ты встала на моем пути, – шипит Коул, и это больше не его голос, а другой, старше, злее. Я нащупываю суковатую палку, все еще испачканную в моей крови. Выпрямившись, я изо всех сил бью им Коула. Увы, я промахиваюсь, и ветер вырывает сук у меня из рук. Потеряв равновесие, я чуть не падаю. Надо мной склоняется Коул, весь состоящий из камней, палок, ветра и еще чего-то темного и жуткого.

Ветер дергает меня за руки, шумит в ушах, помогает встать на ноги. А вокруг того, кого я называла Коулом, легко, как осенние листья, кружат по ветру колючие ветки, что сами собой поднялись в воздух.

– Спокойной ночи, Лекси, – шепчет он, и ветки разворачиваются ко мне острыми концами и несутся прямо на меня. В ту же секунду что-то хватает меня сзади. Осязаемые – из мышц и костей – руки обхватывают меня поперек груди и тянут вниз, вниз на мягкую торфяную землю пустоши. Ветки-копья пролетают над нами и разбиваются в щепки, ударяясь о громадный валун за моей спиной.

Надо мной склоняется порождение пустоши, назвавшее себя Коулом, но фигура, до сих пор прижимающая меня к земле, издает рычание, и ветер набрасывается на меня с другой стороны. Налетев на Коула, ветер валит его на землю, и тот рассыпается, превращается в груду камешков, веток и травы. Закрыв глаза, я принимаюсь отбиваться от того, кто меня держит, теплого и тяжелого. Я наношу удар и чувствую, что попала в цель.

– Проклятье, Лекси, – слышится знакомый голос. – Это же я.

Я недоуменно кручу головой и утыкаюсь взглядом в темные глаза Коула – как в кошмарном сне, вижу повторение того лица, которое только что разлетелось вдребезги.

– Убирайся! – Я с криком отталкиваю его и отступаю к валунам. – Не подходи ко мне!

Коула это явно задевает, но мне не до нежностей, у меня все болит, и я совсем запуталась.

– Почему ты так говоришь? – тихо спрашивает он, но слова звучат ясно и четко. Он переводит взгляд с меня на груду мусора, которая всего несколько минут назад была пугающе похожа на него.

– Это был не я. – Он приближается медленно, как будто я олень и он боится меня спугнуть. – Это был не я. Теперь все хорошо, – Еще несколько шагов ко мне. Лицо у него бледное, как луна над головой. – Все хорошо.

Я тяжело дышу, выставив перед собой руки, но не трогаюсь с места.

– Прости меня, Лекси. – Снова его пальцы гладят меня по щеке, но сейчас они теплые, а не сделанные из ветра. – Все в порядке. Это был не я.

Я смотрю через его плечо на груду камней.

– Кто же тогда это был?

Но не успев задать вопрос, я уже знаю. Прислонившись к одному из валунов, я пытаюсь отдышаться. В босые пятки впиваются щепки. Мир вокруг уже не качается и не плывет так, как прежде, хотя я все равно чувствую себя тошнотворно. Рана на ноге не такая уж глубокая. Да и боли я не чувствую. Меня бьет озноб, и от холода, и от потрясения, и, заметив это, Коул закутывает меня в свой плащ. Рубаха, в которой он остается, тонкая и совсем вытертая, и я впервые решаюсь дотронуться до него. Он живой. И ранен.

В свете луны я вижу темное пятно на рубашке, которое расползлось по всей его груди. Я прикасаюсь к нему кончиками пальцев. Они мокрые.