Гуляев остался ни с чем: без жены, без денег, без жилья и даже без любовницы. Какое-то время он горевал, заливал горе вином, затем понемногу оправился. Продал часть картин, подзаработал денег, снял помещение для мастерской. Жизнь постепенно наладилась, и он все реже вспоминал о незадачливой любовной интрижке. Затем и вовсе забыл. Но когда услышал версию оперативников о женщине, которая жаждала заполучить колье и серьги его бывшей жены, на ум тут же пришла Тамара.

Получив от Гуляева и Пресновой нужную информацию, оперативники велели им оставаться в дачном доме до тех пор, пока ситуация не прояснится, а сами поехали в Москву. Идентифицировать ранее сидевших Дрозда и Гогу труда не составило. Дроздом оказался судимый за кражу Николай Дроздов, а Гогой – его сокамерник, также судимый за кражу, Георгий Красноженов. Но с Тамарой оперативникам не повезло. Художник Гуляев за несколько месяцев знакомства не удосужился узнать о девушке ничего. Он не знал, где она живет, не знал, есть ли у нее родственники, работает она или учится. Он даже фамилии ее не знал. Зацепиться было не за что, поэтому Урядов и Деев решили, что стоит сначала расколоть Дрозда, после чего тот сдаст Тамару.

Местопребывание Дрозда и Гоги удалось установить к пяти часам следующего дня. Получив нужные адреса, оперативники отправились к майору Котенко просить содействия в получении разрешения на задержание подозреваемых. Когда с формальностями было покончено, Урядов и Деев разделились и, взяв два наряда, поехали за Дроздом и Гогой. Дроздова взяли дома, пока он спал в своей постели, накачавшись алкоголем. Его привезли в отдел, закрыли в комнате для допросов, чтобы дать время протрезветь. Гоги дома не оказалось, и опергруппа Деева осталась у него в квартире, дожидаться возвращения хозяина. К девяти часам Гога все еще не был задержан, но ждать дольше капитан Урядов не стал, решив начать допрос Дрозда.

Состояние задержанного Урядову не понравилось, и он пожалел, что не вызвал к нему врача, чтобы облегчить похмелье. Разложив на столе бумаги, Урядов занял место напротив Дрозда.

– Гражданин Дроздов, я старший оперуполномоченный Урядов. Вы понимаете, где находитесь?

Дрозд не отреагировал. Урядов переложил бланки протоколов, постучал ручкой по столу и снова обратился к задержанному.

– Вы понимаете, почему вы здесь? За что вас задержали? – ответа не последовало, и Урядов решил, что пора раскрыть карты. – Вас задержали по подозрению в совершении особо тяжкого преступления. Убийство, то есть умышленное причинение смерти человеку, карается законом от шести до пятнадцати лет лишения свободы. В вашем случае приплюсовывается сговор с целью наживы, убийство группой лиц, моральное и физическое насилие, особая жестокость. Мне продолжать?

– Плевать. – Дрозд поднял глаза на оперативника. – Я ни в чем не виновен, вам нечего мне предъявить. Через трое суток вам все равно придется меня отпустить, так что не утруждайтесь, говорить с вами я не буду.

– А вот тут вы не правы, – спокойно проговорил Урядов. – Ваше положение незавидно уже потому, что у нас есть свидетель, который видел, как вы вломились в квартиру Марианны Полянской, как наносили ей физические увечья, пытаясь выбить информацию о том, где она хранит свои драгоценности. А затем вы ее убили, задушили поясом от ее же халата. Мы знаем, как вы бегали по квартире, пытаясь стереть свои отпечатки пальцев тем самым поясом, как бросили его на колени задушенной вами женщины и как вам пришлось уйти ни с чем, потому что у Полянской никогда не было драгоценностей, за которыми вы пришли.

Дрозд отпрянул, он не ожидал услышать подробности своего злодеяния на пятой минуте допроса. Обычно следователи, ведущие допрос, ходят вокруг да около, пытаясь заставить задержанного нервничать, теряться в догадках, что есть у следователя на них, и в итоге засыпаться на каких-то мелочах, случайно оброненных фразах, и подобной ерунде. Но тут все было иначе, и Дрозда такой подход обескуражил.

– Чего вы хотите? – от растерянности Дрозд забыл о своем желании молчать. – Думаете, начнете рассказывать кровавые подробности и я зальюсь слезами раскаяния?

– Не думаю, что это возможно, – проговорил Урядов. – Что мне действительно интересно, так это то, зачем вы это сделали? Ради чего пошли против своих же убеждений? Ведь вы же не убийца, Дроздов. Вы живете за счет квартирных краж, а это другая статья. Неужели вы не знали, что на зоне ваш поступок не прибавит вам авторитета, лишит поддержки? Вы же теперь изгой, Дроздов, даже в своем сообществе.

– Плевать. – Дроздов снова опустил глаза, не желая смотреть в открытое лицо оперативника. – Я ничего не делал, а показания вашего свидетеля можете засунуть сами знаете куда.

– Напрасно вы так, – слова Дроздова не задели капитана. – Наш свидетель выдержит все проверки на благонадежность, а вот вы лишитесь возможности получить снисхождение суда, отказавшись от чистосердечного признания. Думаете, Тамара это оценит? Уверен, она уже дала вам от ворот поворот.

Имя Тамары, прозвучавшее в комнате для допросов, подействовало на Дрозда как удар хлыста. Он вскинул голову и со злобой процедил:

– Пошел ты со своим чистосердечным!

– А вот хамить не нужно, – все так же спокойно произнес Урядов и по примеру Дрозда перешел на «ты»: – Я понимаю, тебе не по вкусу, что я так много знаю о твоих сердечных делах, но тут уж ничего не поделаешь. Ты облажался, Дрозд, по-крупному облажался. Твоя подружка тебя подставила, а потом бросила, и теперь тебе светит долгий срок за преступление, которое ты совершил по ее настоянию.

– Мне плевать, что ты знаешь, – процедил сквозь зубы Дрозд. – Есть что предъявить – предъявляй. А пугать меня не советую, пуганый.

Урядов понимал, что для того, чтобы выйти на Тамару, он должен разговорить Дрозда. Также он понимал, что вряд ли сумеет «надавить на совесть», сомневаясь, что она вообще имеется у задержанного. Оставалось надеяться на хитрость и ждать, пока его план быстрого воздействия на задержанного вступит в силу. Минуту спустя после ультиматума Дрозда дверь комнаты для допросов распахнулась, и на пороге возник дежурный по РОВД лейтенант Иван Морозов.

– Мы их взяли, – не обращая внимания на Дроздова, выпалил он. – И Гогу, и Марго. Девушка так напугана, что поет похлеще соловья. Дело сделано, капитан, можно передавать в прокуратуру.

– Отличная работа, лейтенант, – похвалил Урядов. – Составляй протокол. Как только оба подпишут признание, можешь готовить бумаги, а этого, – Урядов кивком указал на Дрозда, – забирай в камеру. Нам он больше неинтересен.

– Вот сука! – Дроздов изменился в лице. – Говорил же, не стоит брать на дело эту