Я выпустил ракеты к атаке с той минуты, когда увидел в небе блестящие параболы ракет второй роты. Одна группа моих людей устремилась через Закревки с северо-востока и востока в спину врагу, навстречу нашей бронетехнике, выходившей с юга. Другие мои солдаты на лесистых гребнях нейтрализовали истребителей танков.

Рукопашный бой, в котором валлонцы были мастера, решил исход операции. Советский офицер, командир артиллерийской батареи, видя, как были уничтожены его орудия, сам подорвал себя гранатой.

С десяток стычек произошло у начала леса. Протыкали друг друга штыками в избах, в овражках, вокруг стогов соломы. На восточном участке этого боя враг зацепил одну из групп наших телефонистов: за несколько секунд пятеро из них, запутавшись в своих бобинах и телефонных аппаратах, были смяты и утащены в лес, исчезнув навсегда.

Одна из наших самоходок была задета. Мы довольно легко помогли ей выйти из этой переделки. Мы захватили впечатляющий арсенал, что находился в Закревках. Мы привели более трех десятков пленных, как всегда оборванных, но крепких как звери; они, впрочем, и жили как звери, в любом логове, завернувшись в свое грязное тряпье.

Эти солдаты кормились тем, что находили в избах, на зимних полях или на трупах: замшелые головы подсолнухов, грязные початки кукурузы, черствый хлеб.

Они сопротивлялись как пещерные люди, но в добавление к своей животной силе они имели ультрасовременные автоматы с магазином в семьдесят патронов. В завшивленных вещмешках за спиной они имели все, чем можно было воевать с неделю-две, засев в сосняке, на изгибе леса, у въезда в деревню.

Эти мохнатые гиганты, эти ушастые с дынеобразными черепами монголы с черной жесткой щетиной, с плоскими, как свиная кожа, щеками, эти кошачьих повадок азиаты с маленькими блестящими глазками, никогда не мытые, в лохмотьях, неутомимые, — казались нам доисторическими монстрами в сравнении с нашими солдатами с их нежным телом и тонкой кожей.

Мы приводили этот захваченный сброд, как если бы мы поймали кабанов в их укрытиях.

Эти широкие дикие лица смеялись, потому что мы их не убили и потому, что мы им давали сигареты.

Но, хотя мы и взяли тридцать дикарей, десять тысяч их еще оставались перед нами. И сотни тысяч на востоке, северо-востоке, юго-востоке. Эти лохматые массы двигались на нас. Мы уже угадывали, мы уже чувствовали кольцо этой орды.

С севера постоянно приближались советские части. На западе в восьмидесяти километрах за нашей спиной оставался лишь небольшой участок в сто пятьдесят километров между двумя советскими соединениями, двигавшимися на нас.

7 и 8 января 1944 года можно было подумать, что у Днепра все было потеряно. Танки красных, продвигаясь с северо-запада, устремились через тылы немецкой линии, покрыв за два перехода сто километров.

Тактика красных была простой. Некоторые из их танков были полностью заполнены винтовками и боеприпасами: гражданское население городов, оцепленное пятью, шестью, десятью танками, было немедленно мобилизовано; каждый оборванец, каждый малец в лохмотьях получал автомат или винтовку. Через час без какой бы то ни было военной агитации с три сотни оборванцев сопровождали советские танки.

Советская армия постоянно возрождалась без особых трудов и инструкций по мере продвижения танковых прорывов. Эти резервы человеческого материала были практически неисчерпаемыми.

К счастью, удар красных 7–8 января 1944 года был всего лишь военной удачей, улыбнувшейся отважным. В одиночку десяток советских танков прошел сто километров вглубь от линии фронта, протащив с собой эту разнузданную, невиданную камарилью. Спешно сгруппировавшись, немецкие танки в конце концов обложили их.

Русским танкистам не хватало горючего. Они попытались спрятать свои танки в лесистой местности. Через два-три дня их всех вычислили и уничтожили одного за другим.

* * *

Но тревога была поднята сильная. Если бы Советы более собранно бросили в бой свои силы, их прорыв определенно удался бы.

По правде говоря, наша позиция как клин у Днепра была ненадежной. Мы занимали своеобразный «наконечник длинной пики». Дивизия «Викинг» и штурмовая бригада «Валлония» были единственными частями всей армии на юго-восточном направлении, зацепившимися за великую украинскую реку. Рано или поздно нас должны были отрезать от основных сил.

По нашему прибытию в ноябре 1943 года уже было очевидно, что мы обречены. В начале января 1944 года эта реальность стала еще более явной. Только ликвидация этой палочки для фасоли, этого длинного выступа и жесткое выравнивание фронта могли, если сделать это быстро, спасти нас от верного окружения врагом. Мы подумали, что Верховное командование это поняло, так как мы получили приказ сняться с позиций и закрепиться сзади, на второй линии, в двадцати километрах к юго-западу. Это было гениально, но это, несомненно, был первый шаг. Передислокация должна была произойти ночью. Мы уже узнали про новые позиции. Все было готово.

В одиннадцать часов вечера другой приказ из штаба дивизии аннулировал всю диспозицию. Сам Гитлер жестко потребовал не отступать от Днепра, оставить который означало моральное поражение, это значило потерять последний плацдарм у реки, откуда когда-нибудь, может быть, могло начаться наступление немцев в направлении Харькова и Донецка. Во всяком случае, этот «контрприказ» был формальным.

Солдат — консерватор по своей сути, к тому же плохо знающий положение, и он слез с грузовиков и с философским спокойствием опять занял посты у слияния Ольшанки с Днепром. Но мы, каждый день слушавшие по радио советские сводки и отмечавшие по карте продвижение врага на севере и юго-востоке, мы знали, что находимся в крайне бедственном, губительном положении.

Мощные кабаньи удары сотрясли весь участок фронта. Дивизия «Викинг» должна была оттянуть от Днепра половину своих частей и бросить их на запад от города Черкассы.

На этом втором секторе Теклинский лес образовывал мощный выступ, и этот лес был полностью занят Советами. Все наши контратаки были безрезультатными.

Генерал Гилле решил бросить в атаку на этот лесной массив валлонцев. Вечером 13 января 1944 года мы оставили берег Ольшанки и скрытно, за одну ночь, через снега и гололед на наших грузовиках подошли к голубоватому лесу Теклино на несколько километров с запада.

Атака на Теклинский лес должна была начаться на следующий день, 15 января 1944 года. Офицеры до темноты должны были разведать позиции для начала атаки. Мы проследовали несколько километров по большой дороге, ведущей в Черкассы, затем свернули влево. По ухабистой дороге мы дошли до одной высотки, откуда была видна вся окружающая местность. Обширные снежные поля поднимались к лесу, постепенно расширявшемуся к востоку.

Каждый командир получил задачу, сверил карты и сориентировался. Спускались сумерки. Лес уже представлял собой только одно большое фиолетовое покрывало. Мы с тревогой смотрели на эти снежные поля, голубые овраги, через которые ночью наши люди пойдут до этого леса, где, по словам немцев, уцелевших в бесплодных контратаках, были исключительно сильно укрепленные позиции врага.