Вторая жертва – подросток, найденный в туннеле, где тусуются скейтеры; его забили насмерть, во рту был зажат игрушечный оловянный солдатик. Обезумевшие от горя родители сидели в гостиной на диване, покрытом перуанским пледом; они крепко держались за руки, словно боясь оторваться друг от друга. Единственное, чего они хотели, это получить ответ на вопрос: за что? Что их мальчик сделал, чтобы его так наказали? Для Кирби встреча с ними была мучительной.

– От Джея сегодня есть снимки? – спрашивает Дэн, заглядывая ей через плечо.

Джей – их постоянный корреспондент, который регулярно присылает фотографии «художественных оформлений смерти» девушки с рыжими волосами и густым макияжем. Это изображения либо самой Джей (если за сокращением скрывается девушка), либо подруги автора. На одной фотографии она изображает утопленницу в пруду: в пышном белом платье, с длинными распущенными волосами, плавающими вокруг головы. На другой – в черном кружевном наряде, перчатках до локтя, в руке зажата белая роза, девушка плавала в луже крови, напоминающей краску.

Сегодня тоже пришел черный конверт. На фото Джей сидит на кожаном стуле, раздвинув ноги, на ней чулки с кружевной резинкой и военные ботинки; голова запрокинута назад, сзади на стене красное пятно, револьвер вот-вот выскользнет из ослабевших пальцев с превосходным маникюром.

– Готова спорить, это какой-нибудь студент-живописец, – злится Кирби.

Они никогда не отвечают автору, но он не упускает случая послать им очередную извращенную фантазию.

– Да уж получше, чем студенты-киношники, – мимоходом, не поднимая головы от разделочной доски с рыбой, комментирует Дэн.

Кирби усмехается:

– Все не дает тебе покоя?

– Что именно?

– Вопрос, спала ли я с ним.

– Конечно, спала. Первая любовь. Мы все через это проходили.

– Ты понимаешь, о чем я.

– Это не мое дело, – пожимает он плечами с равнодушным видом, и это очень задевает Кирби (она не может признаться в этом даже себе самой).

– Ну и замечательно. Тогда я тебе не скажу.

– В любом случае, я считаю, тебе не стоит соглашаться на этот документальный фильм.

– Ты что, шутишь? Один раз я уже отклонила приглашение в шоу Опры.

– Вот черт! – Сливая картошку, Дэн обжигается паром. – Правда? Я не знал.

– Это мама… Я еще лежала в больнице, а ее тогда доставали журналисты. Она говорила, что они все придурки: толпами ломились прямо в палату брать интервью либо даже не перезванивали о встрече.

– Вот как, – Дэна охватывает чувство вины.

– Было много предложений участвовать в разных ток-шоу. Но это же вуайеризм форменный. Понимаешь? Это была одна из причин, почему я решила сорваться с места. Уехать и избавиться от всего.

– Я понимаю.

– Так что можешь не беспокоиться. Я сказала Фреду, куда засунуть свой документальный проект.

Кирби подносит к носу конверт персикового цвета:

– Так хорошо пахнет. Это плохой признак?

– Очень хочется верить, что для оценки ужина это не знак.

С легкой усмешкой на губах Кирби открывает конверт и вытаскивает два листа старомодной почтовой бумаги, исписанных с обеих сторон.

– Давай читай, – предлагает Дэн и начинает мять картофель в пюре: очень старается, чтобы комочков не осталось.

Уважаемая КМ!

Даже странно, что я пишу это письмо; скажу прямо, решилась не сразу, но Ваше объявление (несколько неточное, по моему мнению) навело меня на мысль о его связи со старой семейной тайной, которая давно не дает мне покоя, хотя события не совпадают с периодом времени, который Вы указываете.

Мне немного тревожно от того, что я собираюсь поделиться с Вами личной информацией, не имея четкого представления о Ваших намерениях. Какую цель Вы преследовали, разместив такое объявление? Исследование или нездоровое любопытство? Может быть, Вы – следователь чикагского отделения полиции или же аферист, спекулирующий на человеческом горе?

Однако я прерываю на этом свои размышления, потому как решила воспользоваться предоставленной Вами возможностью, сознавая, однако, некоторую рискованность моего решения. И все же я надеюсь, что, прочитав это письмо, Вы найдете возможность на него ответить, хотя бы для того, чтобы прояснить свои намерения.

Меня зовут Нелла Овусу, в девичестве Джордан. Мои родители погибли во время Второй мировой войны: отец – за границей, в составе действующей армии, а мать – в Сенеке, зимой 1943-го, став жертвой жестокого, но так и не раскрытого убийства.

Мы с братьями и сестрами воспитывались в детских домах и приемных семьях, однако, став взрослыми, сумели восстановить родственные связи. Они считают, что я придаю этому слишком большое значение. Но это неудивительно: я старшая из детей и лучше других помню маму.

Согласно объявлению, особый интерес для Вас представляют «предметы, выбивающиеся из общей ситуации преступления».

Так вот, когда тело нашей матери было предано земле, нам отдали одежду и личные вещи. Среди них была бейсбольная карточка.

Эта деталь заслуживает упоминания, потому что наша мать никогда не питала к игре ни малейшего интереса. Я не могу найти никакого объяснения, почему такая карточка была найдена на ее теле после убийства. Мы могли бы обсудить это подробнее, если Вы объясните мне причину Вашего запроса и если у меня будет такая возможность. В последнее время я не очень хорошо себя чувствую.

Надеюсь, Ваш ответ положит конец моим переживаниям об искренности Вашего интереса.

С наилучшими пожеланиями,

Н. Овусу

Флорарейд Ритайрмент Виллидж, 82

– Мутная история, – Дэн ставит тарелку на кофейный столик перед ней.

– Даже не знаю. Может, стоит проверить?

– Если заскучала, у меня как раз подоспело для тебя задание. Нужно собрать материал для предстоящей игры в Сент-Луисе.

– Я подумываю, может, стоит попробовать написать о себе? Такой «Дневник с места убийства».

– «Сан-Таймс» никогда это не напечатает.

– Это, скорее, для журнала типа «Люмпен таймс» или «Стив Олбини считает, что мы – полной отстой».

– Иногда ты говоришь на незнакомом мне языке, – признается Дэн, надеясь приступить, наконец, к ужину.

– Поапгрейдиться пора, чел, – имитирует Кирби Барта Симпсона.

– Ты. Говоришь. По. Английски? – подхватывает игру Дэн голосом иностранного туриста.

– Малотиражные альтернативные журналы.