— Но там опасно! — возразил Эдгар, уже не раз выходивший, чтобы справиться у кормчего, куда они всё-таки плывут. — Вас может смыть волной, может ударить о борт или о мачту.

— Но я же пойду с вами вместе! — жалобно воскликнула принцесса. — О, Луи, пожалуйста, выйдем на воздух. Не знаю, что делается с моим дядей и со всеми остальными, со мной этого не происходит... А смотреть на это ужасно! Вам ведь не плохо?

— Совсем нет! — ответил рыцарь, хотя минуту назад не был в этом так твёрдо уверен: многочасовая качка в конце концов вызвала лёгкое головокружение и у него. — Идёмте, если вам угодно.

Выбравшись из каюты и переступив через руки, ноги, тела скорчившихся под выступом кормовой надстройки воинов, молодые люди сразу попали под струи хлынувшей через борт воды. Луи подхватил Алису под руки и поспешно шагнул с нею к мачте. Здесь было безопаснее всего, к тому же было за что держаться — мачта внизу была обмотана несколькими верёвками — эти верёвки помогали матросам работать на палубе, не рискуя вылететь за борт.

Возле мачты юноша и девушка заметили ещё одну человеческую фигуру в облепившей тело насквозь мокрой одежде.

— Боже мой! Да ведь это же Эмма! — вскричала поражённая принцесса. — А я и не заметила, как она ушла из каюты... Эми, милая, так ты тоже не испытываешь этой страшной болезни?

Девушка подняла голову со сведёнными судорогой, совершенно синими губами и попыталась улыбнуться:

— Нет, мадам, мне тоже очень худо... Но сидеть в каюте или лежать под этим навесом куда хуже, чем стоять. Так хоть я пытаюсь качаться вместе с палубой! Кто совсем не боится ни качки, ни этих жутких волн, так это кормчий. Только посмотрите на него!

С того места, где они стояли, была хорошо видна палуба кормовой надстройки, и над ней возвышалась крепкая фигура Вильгельма Рыжего, который стоял у руля будто приклеенный, не теряя равновесия даже тогда, когда очередная могучая волна била его прямо в грудь. На фоне сине-чёрных рваных туч его голова горела как золотой венец древнего германского божества. А когда небо вдруг вспыхивало, и в нём возникала огненная трещина молнии, вся фигура кормчего, облепленная мокрой одеждой, очерчивалась ярким оранжевым контуром и казалась вдвое больше.

— Есчё час, и этот буря бутет кончится! — крикнул Вилли, заметив людей возле мачты. — Наш корапль — хороший корапль, с ним ничего не станет! Госпота, восле вас — бочка с вода. Кто-нипуть принесите мне сюта ковшик. От этот солёный фолны софсем сохнет горло!..

Луи понимал, что исполнить просьбу морехода должен именно он, но даже ему страшно было подумать о том, чтобы подняться наверх, туда, где и фальшборт был ниже, и держаться было не за что, кроме руля... А как же оставить Алису одну?

И тут юная Эмма отцепила ковшик от бочки, намертво приделанной к мачте, согнувшись, с большим трудом вытащила втулку и, наполнив ковш, бесстрашно оторвалась от своей опоры. Луи и Алиса с ужасом смотрели, как хрупкая девушка, шатаясь, балансируя свободной рукой, карабкается по боковой лесенке, проходящей на уровне борта.

Пока служанка поднималась, волны раза три хлестали ей прямо в лицо, и, скорее всего, в медный ковшик попало немало солёной воды. Однако кормчий Вильгельм, улыбаясь в свою короткую светлую бороду, ловко взял посудину из рук Эммы и, поднеся ко рту, с удовольствием осушил.

— Карашо! Храпрый девушка! Спасибо! Но лутше хотить вниз.

Тут уж Луи решился кинуться навстречу Эмме и, подхватив её на руки, доставил назад к мачте. Служанка без сил опустилась на бочку, а Алиса отблагодарила рыцаря улыбкой. Её лицо всё ещё было очень бледно, и россыпь веснушек горела на нём, будто цветы, вдруг высыпавшие на снегу. И всё равно она казалась прекрасной как никогда — мокрая, с прилипшими к щекам рыжими кудрями, с этой испуганной улыбкой и блестящими глазами, полными то ли слёз, то ли солёной воды...

И Луи вдруг забыл о правилах куртуазного обращения. Эмма сидела, опустив голову, кормчему уж точно было не до них, но если бы в это мгновение их видели и сотни людей, молодому рыцарю было всё равно! И Алисе, кажется, тоже. Слившись губами, он и она отпустили верёвку, намотанную на мачту. И очнулись, когда новый толчок рухнувшей на них воды опрокинул обоих на палубу. Однако на этот раз им не было страшно — он и она почему-то расхохотались. Ответом было изумлённо-испуганное восклицание Эммы и обиженный рокот грома — похоже, он обиделся на то, что его перестали бояться...

Вилли Морской не ошибся: спустя примерно час ветер начал стихать, и волны сделались заметно ниже. Шторм слабел на глазах. Тучи прорвались сразу во многих местах, их лохматые клочья как-то незаметно разметались, открывая тёмное закатное небо. Солнце садилось, окрашивая горизонт в багровые тона. И на этом багровом горизонте прорисовалась высокая береговая линия.

— Я так и думаль, што занесёт нас именно сюта! И это не самое плохое. Мокло занести хуже!

Кормчий давно уже приказал матросам отвязаться от мачты и подозвал старшего, чтобы тот сменил его у руля, а сам спустился с кормовой надстройки.

Луи только теперь подумал, что в течение суток Вилли ничего не ел, да и выпил скорее всего только этот ковшик воды пополам с морской солью. Но вид у него был бодрый и весёлый.

— А у вас софсем нет морской болеснь. Как у меня. Вы мокли бы быть моряк. Но вы рыцарь. Тоже карашо. Прафта, што вы хотили в поход с император Фридрих?

— Правда. Это был один из двух самых великих воинов и полководцев нашего времени. Теперь такой остался один. А что это за берег? Или пока непонятно?

Вильгельм усмехнулся. Его мокрая шевелюра воинственно вздыбилась вокруг загорелого, блестящего от воды