Анри и Луи быстро переглянулись.

— И что же? — спросил граф Шампанский.

— Да то, что сначала этот дурак просто не велел их пускать! То есть приказал, чтоб они вообще не приставали здесь — пускай, мол, плывут куда хотят, а нам крестоносцев не надо... А корабли-то потрёпаны бурей, им нужна вода и всё такое... Это ж надо! Христианин называется! Ну, король Англии всё равно пристал со своими кораблями. Тогда к нему приезжают люди от князя и заявляют: «Хочешь, мол, здесь пробыть сколько-то, плати дань! А нет — так тебя и твоих людей скинут в море![33]» А ведь ещё раньше Исааку доложили, что за путешественник к нему приехал, и король предлагал ему встречу, чтобы обо всём договориться, и посланные объясняли, что едет-то его величество в Палестину, а сюда его просто буря загнала. Пара деньков, и корабли отчалят... Так нет: «И встречаться мне с этим воякой незачем, и оставаться ему на два дня не дам! Пускай платит или всех перетоплю!» Кому же понравится такой приём? Король тут же высадил на берег своих рыцарей и воинов, и хотя их было всего-то около трёх сотен, они как метлой вымели из порта кучу княжеских всадников. И вот увидите, ещё часок-другой, и возьмут город. И весь остров возьмут — велика-то твердыня! Оно и хорошо — терпеть такого сукина сына, как этот князь, уже всем надоело... Но мне-то, мне-то нужно торговать! О, Пресвятая Дева Богородица! Надо же было приплыть именно сегодня! Мало того, что в бурю у меня сдохло пять отличных лошадей, так ещё и тут не до торговли...

— К городу, скорее! — вскричал Луи, едва купленные ими кони были осёдланы. — Не то нам останется только поздравлять победителей...

— Вы уверены, что хотите сражаться? — спросил Анри, настигая ускакавшего вперёд молодого рыцаря. — Я редко отказываюсь помахать мечом, но ведь мы с вами не подданные короля Ричарда...

— Я хочу участвовать в походе! — ответил, не оборачиваясь, Луи. — И хочу, чтобы король Ричард принял меня под своё знамя, в случае, если мой король останется мною недоволен...

О том, что у Филиппа-Августа могут быть основания для такого недовольства, Луи добавлять не стал. Впрочем, Анри и сам вот-вот узнает, что Беренгария Наваррская уже встретилась с Ричардом, и она, а не Алиса станет женой английского короля.

Глава третья

Палка и кинжал

Меньше, чем через четверть часа оба рыцаря оказались под городскими стенами, вернее, уже на городских стенах, потому что малочисленное войско англичан успело загнать войско князя Исаака в крепость, и эта крепость вот-вот должна была пасть. Собственно, не задержись Ричард чуть дольше в Мессине и не отправь поэтому значительную часть своей армии вместе с войском Филиппа-Августа, на берег Кипра высадилось бы куда больше его рыцарей и воинов (если бы только памятный шторм не погубил многих из них), и тогда едва ли даже спесивому князю Исааку не пришла бы в голову мысль нанести грозному гостю такое непростительное оскорбление. Но так или иначе, а этот поступок вынудил английского короля вступить в битву (это был именно тот случай, когда Ричард вовсе не собирался воевать, но ему пришлось!), и исход этой битвы был предрешён с самого её начала, вернее, ещё раньше, чем она началась.

Когда Анри и Луи, вскинув свои мечи и что есть силы понукая коней, одолели ров, к счастью неглубокий и даже в это время года наполовину пересохший, со стены донёсся звук рога, и французские рыцари увидели, как над кромкой стены появилось знамя со львом и короной. В том месте, где они переправились, можно было оставить лошадей. Так они и сделали, поняв по виду крепости и её укреплений, что внутри скорее всего будет неудобно сражаться верхом, а на подступах к этой твердыне делать уже нечего. Английские рыцари большей частью тоже были пешие, те же, кому посчастливилось довезти своих коней живыми, сейчас покидали сёдла. Одни карабкались по осадным лестницам, другие стремились к двум подъёмным мостам, которые штурмующим уже удалось опустить — оставалось одолеть мощные крепостные ворота.

— Виктуар, ты останешься с лошадьми! — скомандовал Анри. — И если кто-нибудь, не важно, грек или англичанин, или, упаси Боже, сарацин, попытаются увести наших только что купленных коней, разрешаю разделить его неумную башку пополам. У нас не так много с собой денег!

И с этими словами он кинулся вслед за Луи, уже успевшим одолеть половину осадной лестницы, хотя при этом он пользовался только одной рукой — взять в зубы меч, как то делали иные из осаждающих, юноша не решился: его молочный брат делал такую заточку лезвия, что был риск увеличить рот вдвое.

На стене, в том месте, куда он поднялся, уже не дрались: защитники крепости, едва выдержав первый натиск, быстро поняли бесцельность сопротивления и устремились вниз по немногим внутренним лестницам. Тех, кто не успевал добраться до этих лестниц, попросту сбрасывали с высоты десяти туаз.

— Ты кто? — крикнул, увидав Луи, какой-то воин. — На чьей стороне ты сражаешься?

— Во славу Святого Креста Господня! — отозвался юноша.

Это был один из девизов крестоносцев, и англичанин приветственно махнул щитом:

— Тогда тебе с нами! Ты француз? Так твой король Филипп, верно, уже в Палестине. Это нас шторм загнал на Кипр, хотя, кажется, от этого будет польза Англии!

Далее они не тратили времени на разговоры. Вновь прогремел рог, и воины кинулись вниз, на узкие улицы Лимасола, где вновь завязалась битва, вернее, возникло беспорядочное сопротивление теснимых от стен защитников города. Первые ворота уже рухнули под напором тарана, и человек пятьдесят английских рыцарей с воплями ринулись на подмогу тем, кто ещё раньше одолел