чем да". А европейцы не улавливают этих нюансов. Поэтому каждый раз переговоры заходят в тупик. Европейцы думают, что им говорят "да", а на самом деле им говорят: "Да катитесь вы колбаской по Малой Спасской!" А они потом кричат, что их обманули. А иранцы лишь посмеиваются над белыми дурачками, которые в буквальном смысле не слышат их ответов. Просто потому, что европейское ухо не различает такое количество интонаций.

— Знакомо, — тяжело вздохнул Стальной. — Как по мне, так лучше пять американцев, чем один Аль-Ваффа.

Аня

В больнице этот мужчина не отходил от меня ни на шаг. Его звали Амин Аль-Ваффа. Так что я не ошиблась, когда сразу подумала, что он похож на араба. Он был со мной, когда мне делали снимок. Он даже отказался выходить, когда меня осматривал врач. Просто повернулся спиной и засыпал врача вопросами. Явно видно было, что он, действительно, беспокоится. Но меня всё время не покидало ощущение скрытой опасности. При всей невероятной любезности от него пахло страхом.

Этот его странный цепкий взгляд из-под рассечённой брови всё время впивался в мое лицо, как будто пытался рассмотреть что-то скрытое. И чем больше он мне улыбался, тем сильнее бегали мурашки по моей коже.

За всю мою жизнь ни один человек не вызывал у меня такого сильного ужаса. Подспудного, внутривенного, где-то на уровне рефлексов.

Он спрашивал, как я себя чувствую, а мне хотелось вскочить с кровати и бежать без оглядки, чтобы никогда больше не видеть эти глаза. Не слышать голос: чуть хриплый низкий баритон, в котором звучала скрытая угроза и очень властные нотки. По тому, как он разговаривал с окружающими, было сразу видно, что этот человек привык к большой власти. Даже врачи в больнице слегка наклоняли голову, разговаривая с ним, неосознанно, или, наоборот, специально оказывая ему почтение.

Его власть не распространялась только на одного человеку: на Рухаму. Когда врач вышел из палаты приемного отделения, она очаровательно улыбнулась Амину и произнесла:

— Я прошу прощения, синьор, вам не сложно будет выйти на пару минут? У нас есть девичьи секреты.

Два телохранителя Амина в ужасе уставились на Рухаму, а потом перевели испуганный взгляд на хозяина. Он изучающе посмотрел на нее, а она в ответ мило улыбнулась и опустила глаза, изображая смущение. Ее щеки даже покрылись легким румянцем. Вот актриса! Я аж засмотрелась на это потрясающее представление.

— Да, конечно, — медленно произнес Амин. — Но сначала я бы хотел завтра вечером пригласить вас на ужин к себе домой, Анна. В качестве компенсации.

— Очень вам признательна, но не думаю, что это будет прилично, — скромно опустив глаза, ответила я.

— О, не волнуйтесь! — поспешно добавил он. — Кроме нас с вами там будет еще очень много скучных людей. И я буду неимоверно рад, если вы согласитесь расцветить унылый серый протокол делового ужина яркими красками своей красоты.

Я улыбнулась. Какая прелесть — это их восточное красноречие! Просто "Тысяча и одна ночь"! Я быстренько собрала в голове все супер-пупер любезные фразы, которым научилась от бабушки, и ответила:

— Благодарю вас! Сочту за честь ответить согласием на ваше любезное предложение.

Амин улыбнулся и вышел. Телохранители, как щенки, трусцой последовали за ним. Едва мы остались наедине, как Рухама почти легла на койку, обняла меня и зашептала на ухо:

— Тебя привезут к нему. Будет ужин. Ты будешь вести себя скромно и спокойно. Когда он попытается к тебе протянуть лапы, ты должна быть испугана, вот что важно. Но запомни: никакого сопротивления! Мы тебя вытащим. Беспокоиться не о чем. Чтобы ни происходило, ты должна твердо придерживаться легенды. Остальное — наша забота. Тебя будут проверять. Возможно, прослушивать номер в отеле.

— Зачем? — удивилась я.

— Затем, что они обязаны убедиться, что ты, девочка, не медовая ловушка. Поэтому будь крайне бдительна и внимательна. Даже наедине с собой веди себя так, как будто за тобой наблюдают.

— Поняла, — кивнула я.

Рухама внимательно посмотрела на меня и погладила по руке:

— Только не бойся, ладно? Мы рядом, мы всегда за твоей спиной. Помни самое главное: с тобой не может случиться ничего плохого, — она обняла меня и поцеловала в лоб.

Я растерялась. С одной стороны, я просто ее работа. Это же понятно. С другой, было в ее поцелуе и объятии что-то похожее на скрытую заботу и настоящее сочувствие. Стерва внезапно куда-то делась. И ее вдруг заменила хорошая и почти настоящая подруга. Рухама, видя мою растерянность, потрепала меня по щеке и прошептала:

— Мужикам не понять. Они важно надувают щеки, изображая из себя крутых мачо. И все эти мачо без нас, женщин, просто срачо. Мы с тобой, девочка, и есть те самые невидимые герои, которым даже никто не говорит спасибо. Потому что для них нормально, что мы якобы выполняем главную женскую функцию. Где бы они были, если бы не было нас? Поэтому нам нужно держаться вместе. Тем более, что мы с тобой из породы верных баб и любим одного и того же мужика.

Что? Она так просто это сказала! Так буднично.

— Нет, я не… — попыталась возразить я. — Ты ничего не знаешь. У меня со Стальным всё!

— Ну да, ну да, — улыбнулась она. — Поэтому ты, узнав, что он тебя использует, согласилась доиграть свою роль вместо того, чтобы улепетнуть в Москву к своей кукольной уютной жизни.

— Мне обещали карьеру, — упрямо возразила я.

— Ага, а для тебя, девочки из бедной несчастной семьи, у которой нет отчима в Миноброны, это прямо единственная возможность выбиться в люди, — хитро подмигнула она.

— Я не принимаю помощь отчима …

— Ты любишь Стального, — перебила она меня. — И еще ты верная, как собака. Есть в тебе эта неистребимая бабская порода: спасать своего мужика чего бы это ни стоило. И любить только одного. Я тебя понимаю, как никто. Знаешь, сколько раз я могла блестяще завершить карьеру и выйти замуж за того, кто бы стал для меня бетонной стеной? А я вместо этого всю жизнь ждала предложения только от одного человека. И так и не дождалась.

— Зачем ты мне это рассказываешь сейчас?

— Сама не знаю, — пожала плечами она. — Может быть, потому что я слишком устала. А может быть, потому что каждый раз, видя, как новая девчонка начинает свою карьеру, мне хочется ее остановить. Наверное, это возрастное. Ну где-то же должен как-то выражаться мой возраст, если чисто внешне я выгляжу на восемнадцать лет, — она искоса метнула на меня внимательный взгляд.

— С половиной, — серьёзно ответила я.