На фоне успешного наступления сухопутных войск действия флота выглядели несколько скромнее, нося, скорее, демонстративный характер.

Серьезных противников у объединенного флота, пускай и значительно ослабленного, в Атлантике не осталось, а потому часть кораблей занималась рутинной охраной на совесть заминированного Панамского канала, а часть была привлечена к проводке конвоев. Ну и три быстроходных линкора (два линкора и линейный крейсер, если быть точным, но данный факт никого сейчас не занимал) в сопровождении москитных сил вовсю резвились у побережья США, топя всех, кто не успел разбежаться. Ну и, естественно, ведя обстрелы побережья, правда, с осторожностью – нарваться на минное поле никому не хотелось.

Откровенно говоря, результаты подобных действий в лице потопленного и захваченного тоннажа и урона, нанесенного армии и промышленным объектам США, не окупали затраченного топлива, снарядов и ресурса механизмов. Впрочем, это было ясно с самого начала, Колесников даже посчитал убыток. Но операция продолжалась, и главная ее цель – не давать противнику спуска, отбить у него даже мысли о том, что можно попытаться выйти в море, была достигнута. А главное, эти действия окончательно сковали активность американского флота и отвлекли его внимание от конвоев. За все время в них были потеряны только два транспортных корабля, причем один из них погиб во время шторма. И сохраненные жизни матросов и солдат перевешивали деньги, затраченные на снаряды.

Американцы сопротивлялись, как могли, но из средств активного противодействия у них сейчас оставались разве что подводные лодки и самолеты. Первых отгоняли прочь эсминцы, хотя пару раз безрезультатные торпедные атаки все же были, а вторых удерживали на почтительном расстоянии самолеты «Цеппелина» и трех легких авианосцев, спешно достроенных в Германии и наконец-то введенных в строй. Да и не до морских дел было сейчас американским летчикам. После жестокого разгрома, в условиях непрекращающихся штурмовок аэродромов и ударов бомбардировщиков Альянса по авиационным заводам у них банально не хватало самолетов, и практически все они были задействованы в противостоянии на суше. Не имеющие опыта войны на своей территории, американцы метались, не могли наладить взаимодействие, в результате чего ситуация все более выходила из-под контроля. Так что серьезных авиаударов ждать не приходилось.

Конечно, сейчас не были бы лишними американские трофеи, взятые в предыдущем сражении, тем более, «Интрепид» достался немцам практически неповрежденным, однако Колесников настоял, чтобы трофеи были переданы Советскому Союзу. Во-первых, как он аргументировал, потому, что северный союзник понес основную тяжесть сражения, и это должно компенсироваться, а во-вторых, чтобы когда советский флот снова будет готов к активным действиям, Кузнецову не требовалось выпрашивать корабли взаймы, нарушая тем самым планы вынужденных отвлекаться на него союзников. Аргументы небесспорные, конечно, однако промышленность и так была загружена военными заказами, а потому ремонт и переоборудование трофеев оказывалось далеко в конце очереди. Ну а так все вопросы по кораблям, производству самолетов для них и обучению экипажей ложились на плечи Советского Союза, и серьезных возражений у соратников предложение адмирала не встретило. Так, поворчали немного для порядка, и все. Не нужны тебе эти корабли – да и бог с ними.

Откровенно говоря, основная причиной такого решения Колесникова была совсем иной. Он все еще не исключал конфликта между Германией и СССР – союзы имеют свойство распадаться. Ну а раз так, пускай в гипотетическом противостоянии у Сталина под рукой окажется на два аргумента больше, и это было озвучено в приватной беседе с ним. Ничего удивительного, что согласие Сталин дал мгновенно. Не факт, что пригодятся, скорее, наоборот – ну а вдруг?

Единственным, кто остался недоволен, был Муссолини, тоже от великого ума раззявивший рот на трофеи, но, учитывая, что его корабли в море не выйдут еще долго, ему отказали, пообещав взамен долю от взятого на континенте. Тем более, там итальянские войска худо-бедно присутствовали и иногда даже сражались. Как оказалось, если поставить во главе их соединений инициативных и храбрых командиров, воевать итальянцы вполне способны. Проблема состояла лишь в том, что командиров таких не хватало, и пришлось даже ввести практику продвижения отличившихся рядовых, капралов и сержантов. Практический опыт и храбрость лучше, чем полученные в училище знания, которые сидящий в блиндаже офицер не желает использовать, заявил Роммель, продвигавший свою идею, и оказался прав.

Впрочем, это уже были дела сухопутные, а Колесникову сейчас хватало проблем и в море. Флот – это не только корабли и береговые подразделения, но и невероятная бюрократия, необходимость согласования своих действий с другими и еще тысяча нюансов. А самое поганое, что все это не ерунда, которую можно отменить собственным самодурством, это – жизненная необходимость. Хотя бы потому, что снаряды должны подвозить вовремя, а корабли не обстреливать собственную пехоту. И, пускай Колесников с цинизмом опытного преподавателя спихнул большую часть дел на подчиненных, все равно было не продохнуть, притом что операциями флота он руководил лично.

Сейчас его в море выходить никто не заставлял, с этим справился бы практически любой из подчиненных Лютьенса. Однако, во-первых, этого требовал самим адмиралом созданный имидж, а во– вторых, он даже не заметил, как успел привыкнуть к морю и себя без него уже не представлял. Хотя, может, Колесников незаметно для себя превратился в адреналинового наркомана? Как раз перед отъездом из Берлина, подумав над этим, адмирал лишь рукой махнул и рассмеялся. Ну а потом поцеловал Хелен, подбросил на прощание к потолку сына, потрепал Барбоса (ну да, имелась у них теперь и собака, приблудившийся год назад беспородный щенок, выросший в здоровенную и добродушную лохматую зверюгу) и вышел из дому, чтобы умчаться к своим кораблям…

И как-то так получилось, что на фоне творящегося вокруг грома орудий и лязга железа практически все, даже сам Колесников, пропустили один маленький, ничем не примечательный момент, который спустя много лет оказал колоссальное влияние на всю мировую историю.

День выдался нелегкий. Американцы словно ото сна очнулись и поперли, как бешеные. По слухам, они сняли с Тихоокеанского театра несколько дивизий и часть самолетов – там вроде бы установилось затишье, японцы выдохлись, откусив слишком большой кусок и отчаянно пытаясь его переварить. Тяжелые бои шли в Австралии, где потомки каторжников зубами вцепились в свою землю и отдавать ее каким-то узкоглазым не собирались. В Новой Зеландии остатки британских войск, которые там окопались еще несколько лет назад и которых все это время не трогали, потому что на фиг они никому не сдались, в трогательном единении с потомками людоедов-маори (поговаривали, что те и сейчас не против обогатить свой рацион экзотической кухней предков, только втихую, пока никто не видит) тоже уперлись рогом, раз за разом сбрасывая в океан японские десанты. Кое-где, правда, плацдармы все же удалось захватить, но дальнейшего продвижения у японцев не наблюдалось, ибо даже поддержка кораблей и авиации мало чем помогала в этом аду, то зеленом, то горном. В Юго-Восточной Азии кое-где тоже было неспокойно – части британских колониальных войск и успевшие отступить, точнее, сбежать в эти неуютные джунгли, пройдя с боями весь Ближний Восток, остатки африканской группировки, вели настоящую партизанскую войну. И помогало им в этом местное население, которое британцев ненавидело, однако понимало, что придут японцы – станет еще хуже.