Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Очень рад, мсье! Как вы поживаете?
Жюв пожал руку:
– Спасибо. Превосходно!
И, расположившись в глубоком кресле, на которое указал ему хозяин, инспектор повторил:
– Итак, я вас слушаю.
Манера поведения Жюва понравилась американцу, не очень-то ожидавшему от французских полицейских жестких решительных действий, так характерных для людей Нового Света. Поэтому Барзюм немедленно проникся симпатией к сыщику.
Он был благодарен княгине Соне Данидофф, порекомендовавшей такого детектива.
И, пытаясь быть таким же пунктуальным и решительным, как собеседник, Барзюм четко и ясно обрисовал ему некоторые аспекты сложившейся ситуации.
– Вот о чем идет речь, мсье Жюв, – закончил он, – я не один, меня, так сказать, двое…
– Как вы сказали? – переспросил полицейский.
Директор спокойно повторил:
– Меня – два. А может быть, три или даже четыре. Не знаю… Возможно, и сейчас моя личность раздвоена, и в некоторых обстоятельствах я совершаю поступки, как говорится, без своего ведома…
Жюв иронично улыбнулся:
– Правая рука не ведает, что делает левая…
– Как бы там ни было, – прервал Барзюм, – но это означает, что однажды я сделаю какие-то вещи, совершу определенные поступки, от которых впоследствии откажусь. Но как быть, если в обоих случаях найдутся вполне достойные свидетели?
– Вы в этом уверены? – спросил Жюв.
– В чем? – наивно проговорил импресарио.
– Ладно, – пояснил полицейский сердитым тоном, – во-первых, в том, что говорите, а во-вторых, в благонадежности ваших свидетелей?
Выслушав этот грубый вопрос, директор остался на несколько мгновений озадаченным. Несмотря на свой флегматизм, Барзюм все же удивился: как посмел детектив подвергнуть сомнению его слова, а, кроме того, достоинство его окружения?
Если бы перед ним находился не Жюв, а кто-то другой, Барзюм немедленно выставил бы его за дверь. Но американец умел сдерживать свои чувства и поэтому лишь ограничился репликой:
– Мсье, я знаю, что говорю, а также людей, окружающих меня. Если б был в состоянии сам разобраться, вряд ли обратился бы к вашему министерству.
«О! – подумал Жюв. – Этот человек говорит прямо, как пастор…»
Он слегка кивнул головой и на этот раз учтиво проговорил:
– Само собой разумеется, вы – правдивый человек, и те, с кем вы имеете дело, – вне подозрений. Итак?
– Итак, – повторил Барзюм, не понимавший, серьезно говорит инспектор или шутит, – вот, что произошло.
Импресарио поведал полицейскому о любопытнейшем инциденте, – как он, с одной стороны, ездил в Спа за подругой своих друзей, а, с другой, – в это же самое время – не покидал рабочего кабинета, что, кстати, совпадает с утверждениями секретаря.
Кроме того, Барзюм рассказал о нападении на автомобиль, в котором ехала подруга его знакомых с «ним – вторым» по дороге из Спа в Тирлемон, где находился тогда цирковой поезд.
– А! – воскликнул Жюв, внезапно оживившись, и уточнил:
– Что это был за грабитель?
– Он должен еще сидеть в тюрьме города Спа, и мне бы не хотелось, чтоб он выходил оттуда, поскольку этот бандит собирался прикончить как меня, так и женщину, которую я сопровождал.
– Эта женщина, – прямо спросил Жюв, – кто она, и какие между вами отношения?
Барзюм покраснел до самых корней волос. Ведь он был воспитан в религиозных традициях протестантства. Он проговорил сухо:
– Это не имеет никакого отношения к делу. И я бы предпочел оставить данный вопрос в стороне.
Жюв не настаивал. С минуту помолчав, он спросил:
– Короче говоря, что бы вы хотели от меня?
– Мне нужно знать, – решительно сказал Барзюм, – действительно ли я имею двойника, или это все – ловко подстроенный обман. Кроме того, мне бы хотелось понять, что все-таки происходит в моем поезде. Несколько раз подряд в нем наблюдались какие-то странные кражи, незначительные, но, впрочем, порядком взволновавшие цирковой персонал. Затем случился ужасный эпизод, чуть не закончившийся трагедией, когда свирепый хищник вырвался из клетки. И мне некого даже заподозрить в невнимательности. Я желаю, мсье, чтобы вы мне разъяснили четко и ясно все эти инциденты по возможности в наиболее короткий срок. Добавлю, что здесь вы можете чувствовать себя как дома.
Жюв прекратил шутить. Он сидел, подперев руками голову, и напряженно размышлял. Барзюм подумал, что из скромности инспектор не решался обсудить один деликатный вопрос, и поэтому сам перешел к нему:
– Я не посмотрю на затраты, – объявил он, – дело есть дело. У меня к вам одно предложение.
Жюв поднял голову, посмотрел на Барзюма с удивлением.
– Какое? – спросил он.
– Давайте так, – сказал Барзюм, по привычке вытаскивая из своего ящика листы проштампованной бумаги, обычно используемые для заключения контрактов, – я вам назначаю сто долларов в день. В течение десяти дней. И на исходе последнего из них вы принесете мне полный отчет обо всем происшедшем.
– А если не закончу? – спросил инспектор.
– Тогда, – заявил директор, – каждый день опоздания вы мне будете выплачивать те же сто долларов. Годится?
Детектив поднялся:
– А что?! Придумано лихо! Пожалуй, мне это подойдет.
Нервным быстрым почерком импресарио накорябал несколько строк на белом листе бумаги.
– Сейчас подпишем договор, – обрадовался он.
Но полицейский, пожав плечами, улыбнулся с легкой тенью пренебрежения:
– Даю вам слово, мсье, и этого достаточно. Я не коммерческий человек.
В последней фразе прозвучала несколько презрительная нотка, не ускользнувшая от Барзюма. Он больше не настаивал.
– Ну и замечательно, – проговорил он, разрывая только что подготовленный документ, – вы имеете мое слово, а я – ваше.
И добавил, торопясь покончить с этой темой:
– А сейчас, мсье, я в вашем распоряжении, можете занять то место, которое вам понравилось в нашем поезде.
Полицейский не отвечал. Подойдя к боковому окошку вагона, он с озабоченным видом открыл его и выглянул на пути.
– Движение замедляется, – проговорил он и, посмотрев на часы, добавил:
– Мы приближаемся к приграничной остановке, где, по всей видимости, поезд будет находиться какое-то время…
Впрочем, в этот момент раздался гудок, и состав начал понемногу тормозить, а вскоре остановился в гулком зале станции.
Жюв, взяв свою шляпу, протянул Барзюму руку: