И все равно мимо сего совпадения Полуянов пройти не мог. Он мог бы отмести его как несущественное – но не сейчас. Не сейчас, когда счет времени, по его ощущениям, шел на часы.

Красное солнце уже завалилось за стены редакции, и морозный день стал стремительно темнеть. Сейчас надо хвататься за любую соломинку. И Дима немедленно набрал со своего мобильного сотовый номер Савельева.

– Слушаю, – тут же откликнулся опер.

Дима с жаром, однако логически стройно изложил свои подозрения.

– Проверю, – лаконично бросил майор. – Сбрось на мою электронную почту ссылки на оба дневника.

Надо же, кто бы мог подумать: у наших милиционеров уже появилась электронная почта, и они даже знают, что такое ссылки. Однако иронизировать по данному поводу Полуянов не стал, только спросил:

– Как ты проверишь?

– У нас есть методы, – туманно откликнулся опер. И сделал журналисту что-то вроде комплимента: – Молодец, что роешь землю. Продолжай в том же духе. – И отключился.

За все время сидения за компом Дима дверь в свой кабинет не открывал. Слышал голоса коллег в коридоре, их торопливые пробежки в преддверии сдачи номера. Кто-то даже ломился к нему – но газетная поденщина могла подождать. Он занят гораздо более важным делом. И у него очень мало времени.

У Полуянова оставались в запасе еще одна идея и двое подозреваемых – сомнительных, слабеньких, однако за неимением гербовой пишут, как говорится, на простой. Идея заключалась в том, что похищение Надежды – это месть лично ему. В числе подозреваемых значились скомпрометировавший себя журналист Казанцев и давешняя Димина любовница Юля. Никуда не денешься: надо проверить и их.

Журналист открыл свой кабинетик и отправился к общепризнанному мэтру Колесникову. Тот прославился в редакции в том числе тем, что обладал самой обширной базой данных (включая номера домашних и сотовых телефонов) на всех сколько-нибудь значимых персон столицы, а также на представителей журналистского сообщества.

Крошечный кабинетик Колосникова (такой же, как у Димы) весь плавал в сизом дыму. Вонь от кубинских сигар была нестерпимой. Полупотухшая «гавана» свисала у Колосникова изо рта. Старый зубр ввел в редакции моду на курение кубинского табака – однако только один он во всей конторе выглядел с сигарой органично. Был похож то ли на американского газетчика времен Великой депрессии, то ли на частного детектива.

– Ты бы хоть проветривал у себя, старик, – поморщился Дима.

Ничего не значило, что Колосников был на четверть века старше Полуянова и свой первый очерк опубликовал, когда Димочки еще не было и в проекте. Они все в редакции (за исключением высокого начальства и всякой сволоты типа Казанцева) были на «ты», все были друг для друга «стариками».

– Ты, Полуянов, сегодня на улице был? – сварливо откликнулся мэтр. – Ты, случайно, не в курсе, что за окном яйца к ногам примерзают?.. Говори, зачем пришел! А не учи тут отца правилам обращения с противоположным полом…

– У тебя есть нынешний телефон Казанцева?

– Зачем тебе эта фрикаделька? – сморщился зубр.

– Дело, у меня, старик, к нему есть, срочное и деликатное.

– С тебя одна «коиба».

– Будет.

– Только чтоб не пересушенная была, как в прошлый раз. В тубусе бери.

– Будет все, как ты захочешь, – пропел Дима.

– Я тебя записываю в долговой лист.

Мэтр каллиграфическим почерком вывел на специальном листе «Полуянов» и рядом с фамилией поставил одну палочку. Фенька заключалась в том, что зубр никогда не покупал сигары сам. Его ими одаривали за те или иные услуги, в основном по части эксклюзивной информации. Фамилия Полуянова на долговом листке оказалась уже во втором десятке.

– Вот телефоны стервеца Казанцева. – Колосников сверился с почтенным кондуитом и аккуратнейшим почерком записал три номера бывшего коллеги: рабочий, домашний, мобильный.

– Еще мне твоя игрушка нужна, – добавил молодой журналист.

– Игрушка? – надменно поднял бровь маститый.

– Ну, детектор твой.

– Так и говори, сынок, не игрушка, а важнейший инструмент журналистского расследования.

– Много ты с его помощью расследований провел? – ехидненько спросил Полуянов.

– Достаточное количество.

Дима хотел было съязвить, что, когда некоторые старики разучиваются своими глазами видеть, как люди лгут, им приходится прибегать к разным дополнительным приспособлениям, – но потом счел, что данное замечание может обидеть стареющего мэтра.

«Игрушку» Колосников приобрел в Интернете (за редакционный счет) после мощной обработки всей редколлегии, включая главного редактора. Крики о том, какой незаменимый для настоящего репортера прибор создала японская научно-техническая мысль, насколько данное устройство необходимо для успешной работы редакции, звучали из уст зубра месяца полтора – до тех пор, пока главный не подписал платежку. Злые языки, правда, поговаривали, что устройство Колосников приобретает не для редакционных надобностей, а чтобы вывести на чистую воду свою супругу. Затем последовал период, когда мэтр журналистики, даром что предпенсионного возраста, никак не мог с новинкой наиграться. Без конца проверял ее, приглашал всех, и Полуянова в том числе, принять участие в тестировании… И наконец после многочисленных опытов вывел, что погрешность прибора даже меньше, чем заявленная в паспорте: всего-то около десяти процентов. После чего, удовлетворившись и наигравшись, Колосников запер прибор в свой личный сейф, и Полуянов как-то не замечал, чтобы он (равно как и другие репортеры) им пользовался.

– Рисую на тебя еще две палки, – меланхолически бросил зубр, вытащил изо рта дотлевшую сигару, яростно раздавил ее в пепельнице и добавил против фамилии Полуянова две черточки.

– Почему сразу две?

– Потому что это сложный японский электронный механизм, – раздельно проговорил маэстро. – Сломаешь ценное редакционное оборудование – оплатишь, согласно КЗОТу, его стоимость в тройном размере. Вопросы есть?

– Никак нет, лорд-хранитель старой железяки! – выпучил глаза Полуянов.

– Договоришься у меня, – пробурчал мэтр, протягивая Диме прибор в яркой коробке. – Правила пользования внутри. Английским, я надеюсь, ты в объеме церковно-приходской школы владеешь.

Яволь, майн фюрер! – вытянулся во фрунт Полуянов. – Данке шен! Ауфвидерзеен! – повернулся через левое плечо и строевым шагом вышел из кабинета Колесникова.

Короткий разговор со старшим товарищем, традиционное журналистское зубоскальство пошли ему на пользу. Неотвязные мысли о том, как там Надежда, отступили.

И все равно: ощущение, что ему следует очень спешить, не отпускало.

Вернувшись в свою комнатенку, Дима зажег свет.