– Нам жаль, если ты решила, что не можешь говорить с нами об этом, – сказала мама, – и думала, что… – она сделала паузу, а когда продолжила, то захлебнулась слезами, – разочаровала нас. Это вовсе не так. Нам не нужно, чтобы ты была идеальной. Мы хотим, чтобы ты была самой собой. А мы будем рядом с тобой, даже если у нас самих это не всегда хорошо получается. Мы любим тебя, Альма.

Именно это девочка хотела услышать все три месяца: что она не виновата в своих страхах, а родители в ней не разочарованы и любят ее. Услышав эти слова сейчас и рассказав правду, которую приходилось так тщательно скрывать, она почувствовала себя так же, как и тогда, когда Лавочник и доктор Пэрри назвали ее Альмой Растущего Света.

Ей показалось, что родители наконец увидели ее внутренний свет, тот, что делает ее Альмой.

Джеймс придвинулся прямо с креслом к ним троим, сидящим на диване.

– А я не так уж далеко, – произнес он, сталкиваясь коленками с Альмой, – и могу иногда приезжать домой. Знаешь, я ведь по тебе скучаю.

– Правда? – спросила она.

– Ну конечно, правда, – ответил он.

Альма улыбнулась брату. Она и представить себе не могла, что беседа закончится так: ее родные рядом и они понимают ее. Она и подумать не могла, что способна сотворить правда. Папа снова переплел пальцы рук, но он уже не хмурился, когда отстранился, чтобы посмотреть ей в глаза.

– А теперь, может, расскажешь нам, – предложил он ласково, но определенно очень строго, – почему ты тайком сбегаешь из дома?

Глава 83

Альма разговаривала с родителями и Джеймсом весь день. Она рассказала им о своих новых друзьях, о докторе Пэрри, о книге и элементах. Альма даже отвела их во двор после заката и показала им сферы из квинтэссенции внутри звезд через квинтескоп, который папа достал из тайника.

– Никогда не видел ничего подобного, – признался Джеймс, глядя в окуляр.

– Так это и был твой проект по астрономии, Альма-Лама-Динь-Дон? – спросила мама.

– Да, – кивнула Альма.

Умолчала она только о Старлинг. Ей было больно даже думать о ней. У нее не получилось спасти звезду. Она пыталась добыть огонь, а вместо этого подожгла себя.

Ноющее чувство поражения немного притупилось, когда Альма сидела на диване, свернувшись калачиком, рядом с родителями и Джеймсом. Благодаря их любви ее внутренний свет моментально вспыхнул. Но ближе к вечеру ей показалось, что руки снова объяты пламенем. Когда тени стали заполнять гостиную, Альма прилегла на диван, думая о том, что у нее так и не получилось взрастить свет. У нее не получилось создать квинтэссенцию, а ее собственная квинтэссенция, та, что делала ее Альмой, еще никогда не была такой тусклой.

Затем в дверь постучали.

Папа вошел в гостиную, а следом за ним появились Ширин и Хьюго.

– Альма! – воскликнула Ширин.

Она бросилась к ней через всю комнату, но когда увидела, что у подруги перевязаны руки, то притормозила и начала падать на спину. К счастью, кресло смягчило ее падение.

– Можете пообщаться здесь пять минут, – сказал папа. – Я установлю таймер.

Мама Альмы, вставшая со своего места возле дочери, поглядела на него, подняв брови.

– Хорошо, не буду ничего устанавливать и приду потом за вами, – согласился папа.

– Оки-доки, Альма-Лама-Динь-Дон? – спросила мама Альмы.

– Оки-доки, – согласилась Альма, удивленная уже тем, что ей вообще разрешили поговорить с Ширин и Хьюго хотя бы минутку.

Родители вышли из комнаты, а друзья сели по обе стороны от нее. Ширин при этом двигалась до смешного медленно.

– Мои родители буквально с катушек слетели, – начала она. – Я под домашним арестом до конца своих дней. Меня даже Фарах отчитала!

– Тогда что ты здесь делаешь? – спросила Альма. – Ты же не… не сбежала из дома?

– Боже, нет! – воскликнула Ширин. – Я пока не совсем страх потеряла. Меня ждут снаружи. Родители привезли нас сюда, потому что я сказала, что хочу извиниться. Они, типа, поощряют признание собственных ошибок и всякое такое. – Ширин закатила глаза, а затем ухмыльнулась. – Плюс их вроде как впечатлил мой рассказ о сверхновой, элементах, квинтэссенции и обо всем, что я узнала. И Фарах хочет наблюдать за звездами с нами! По их словам, они еще ни разу не видели, чтобы я хоть на чем-то была так… ну… сосредоточена.

– Я приехал, потому что мне позвонила Ширин, – произнес Хьюго. – По телефону. Не думаю, что мама бы меня отпустила, но мне еще никто никогда не звонил по телефону, – он слегка пожал плечами. – А еще… ну… дела с Маркусом… все стало немного лучше, чем было.

Альма улыбнулась друзьям. Похоже, не только с ней сегодня провели беседу. Затем она нахмурилась, вспомнив о четвертом члене команды, который отсутствовал.

– Кто-нибудь из вас говорил с Дастином? – спросила она.

Хьюго закачал головой, и его кудри затряслись в такт.

– Ты знаешь, что я наорал на него? – спросил он. – Раньше я так никогда не делал.

– Я тоже очень разозлилась на него, – призналась Ширин. – Но он не хотел навредить Альме.

– Знаю, – ответил Хьюго, сдвигая очки на переносице. – Думаю, это не единственная причина, по которой я накричал на него. Я злюсь уже давно, – он пожал плечами, – хоть и знаю, что тоже не всегда был ему хорошим другом.

– Ага, вам двоим точно нужно поговорить, – согласилась Ширин. – И нам с Дастином, наверное, тоже. Но его способ мне все равно не кажется правильным. Огонь – элемент Альмы, а не его.

Сидеть вот так с друзьями было все равно что с родными. Но теперь на Альму нахлынули воспоминания о прошлой ночи.

– Я тоже так думала, – она уставилась на свои забинтованные руки: положенная крест-накрест белая повязка напоминала бесконечный лабиринт, выцветшее птичье гнездо. – Но я ошиблась и все испортила. У меня нет элемента.

После ее слов повисла тишина. Когда Альма наконец подняла глаза, то обнаружила, что Хьюго, прищурившись, смотрит на нее через очки-щиток, а Ширин, сморщив носик, тянет себя за косы в разные стороны.

– Ты должна перестать так о себе говорить, – произнес Хьюго. – Потому что это все неправда.

– Да, неправда! – воскликнула Ширин. – Я знаю, что огонь – твой элемент. Ты поверила в Старлинг и убедила в ее существовании нас. Именно благодаря тебе мы все время шли вперед!

Альма всплеснула руками:

– Но тогда почему я не сумела добыть огонь? Это был наш последний шанс, а теперь мы ничего не можем поделать!

– Может быть, да, а может, и