Тома уселась, зябко передернув плечами. Виновато призналась:

— Не подумала одеться. Там у них тепло… Всегда тепло, если надо…

Павел присмотрелся. То, что он принял за зимнюю куртку, действительно скорее походило на легкую до полупрозрачности ветровку поверх какой-то совсем уже летней кофты.

— Сейчас прогрею, — заторопился он, вставляя ключ в зажигание. Однако завести мотор не успел: по салону стремительно разливалось тепло.

— Ага, — проговорил Павел. — Вот, значит, как оно все у тебя…

— Вот так, — грустно согласилась Тома. — Проблем нет. Никаких и ни в чем… Если бы ты только знал, как это невыносимо!

— Трудно представить. А как же менталы, мир-сказка, сбывшаяся мечта?

— Это тоже правда, Павел. Но только не для меня… не для нас, убогих. — Тома поймала его взгляд и вдруг отвела глаза. — Они слишком многое могут, понимаешь? По нашим меркам, они могут вообще все. Неразрешимых задач нет! Проблем нет! Делают со своим миром все, что захотят… Но здесь-то и есть главная засада.

— Комплекс бога? — предположил Павел, чтобы сказать хоть что-то.

— Какой еще комплекс? — моментально завелась она. — Они же правда почти боги все как один… Планета суперменов! Только их это не интересует! Представляешь, я, как дура малолетняя, восхищаюсь: никто не голодает, никто не болеет, человек человеку брат… Работать и то не надо! Не мир, а рай земной. А они умиляются мной, неразумной, и твердят, что это все не главное и легкодостижимое. А главное, оказывается, созидательное творчество и тонко организованный духовный мир цивилизации!.. Да кто бы спорил, но не круглые же сутки!.. Вот пророс у нее на клумбе незапланированный цветок. Так она, чем выдрать, ляжет рядом и будет решать, находится ли этот сорняк в гармонии с мирозданием… А мужик ее будет творческий настрой создавать: завтрак на подносе, солнце на закате подольше, луну к рассвету покрасивее…

— Кто такие она и мужик? — машинально осведомился Павел.

Тамара отмахнулась от вопроса:

— Так, семья. Жила у них одно время… Они же добрые все, сопереживающие, блин, до мозга костей! Всё думали, что способны сделать из меня ментала, подобного себе. Даже дали мне все это… — Она в затруднении щелкнула пальцами, обвела взглядом потеплевший салон машины.

— Могущество, — подсказал Павел.

— Да, сначала я его так и называла. Но оказалось, что это скорее проклятие.

— Я знаю кучу людей, которые за такое проклятие душу дьяволу продадут…

— Тогда передай им, что они все тупицы! — резко оборвала его Тамара. Она заводилась все больше и торопилась, торопилась… Будто боялась, что не сумеет высказать все, что накопилось за последние месяцы и что нельзя говорить даже матери. — Я сама такая же! Сижу здесь и доказываю тебе, какие менталы идиоты, а ведь на самом деле все это можно! Понимаешь? Можно искать гармонию в сорняке пред ликом вселенной, можно двигать звезды, на полном серьезе обсуждая художественную ценность созвездий… Они очень старались мне объяснить… Дали способности, чтобы поняла сама… Только все бесполезно! Я другая, понимаешь ты или нет?! Я здешняя, земная!.. И я там… Там, у них…

— Чужая, — закончил за нее Павел. — Это бывает. И совершенно не повод на меня орать.

Тома судорожно вздохнула и отвернулась к окну, стараясь спрятать вновь навернувшиеся слезы.

— Одна я там, Павел, — тихо выговорила она дрожащим голосом. — Одна-единственная такая юродивая… Не понимаю, как жить в мире, который меняется каждый час, каждую минуту… И как можно восхищаться этим, делая иллюзии смыслом жизни. Пусть даже это действительно сказка… Сбывшаяся мечта…

— Постой, — насторожился Павел. — Иллюзии? Мне казалось, что менталы на самом деле управляют материей.

— Управляют, — согласилась Тома каким-то безразличным тоном. — Но они все же не идиоты, чтобы воплощать в материю каждый свой творческий порыв. Иначе там давно наступил бы хаос.

Павел невольно вздрогнул на последнем слове. Случайная оговорка, конечно, но как резанула по нервам!

— Тебе не стоит туда возвращаться, — проговорил он. — Побудь дома, отдохни, успокойся… Или они тебя контролируют?

— Никого они не контролируют, — выдохнула Тома. — И ничего не запрещают. Делай все, что угодно, лишь бы совесть выдержала.

— Ну, вот и славно, — подытожил Павел. — Матери-то придумала что наврать? Или… заставишь не задавать вопросов?

— Не заставлю, все мое могущество через пару дней кончится. Думаешь, чего я там два месяца проторчала? Все расстаться было жалко. Но вчера вдруг такая тоска взяла…

— Ага… — Павел не слишком удивился — чего-то подобного следовало ожидать. Завербовать в отдел действующего ментала накануне прихода ящеров — это было бы слишком хорошо.

Он посмотрел на Тамару, невольно задержал взгляд на ее лице с выражением обиженной и растерянной пятилетней малышки… И вдруг почувствовал, что краснеет. От стыда. Он всего лишь прагматично жалел о потере ценного кадра, а девчонка…

Каково это: в одночасье стать волшебницей — всемогущей доброй феей из детских сказок, которые она не успела позабыть либо сумела сочинить заново, — и вдруг обнаружить, что никому вокруг это не нужно? Увидеть, что умные взрослые смеются над школьницей, рванувшей творить чудеса налево и направо? А потом вдруг понять, что либо ты навсегда должна остаться ущербной приживалкой из бедного и дикого мира, не способной внять гармонии травинки перед кручей, обреченной на вечное одиночество среди сочувственных улыбок и искреннего участия, либо…

Либо всего-то навсего придется расстаться со сбывшейся мечтой, а вместе с ней оставить почти детские иллюзии, грезы о всеобщем счастье… И настоящую, могучую силу сделать все это реальным.

Павел не кривил душой, когда говорил о тех, кто позавидовал бы этой хрупкой девчонке-студентке. Но узнав о ее выборе, они назвали бы Тому круглой дурой и отвернулись бы, оставив в еще более страшном одиночестве… Он и сам, если уж честно, далеко не был уверен, что не предпочел бы на ее месте сбывшийся рай и нашел бы силы вернуться.

Тома молчала. Неподвижный взгляд был устремлен вперед, вдоль дороги, но видела она наверняка что-то свое. Тишина ночной улицы ощутимо давила Павлу на нервы, рождая совершенно неуместное чувство вины за то, что этот выбор достался не ему, здоровому, тертому жизнью и смертью мужику, а…

Он натужно откашлялся. Утешить здесь было невозможно, но может быть, удастся загрузить работой?

— До появления менталов ты тоже кое-что могла, — сказал он. — И по нашим меркам — немало.

Тома горько усмехнулась.

— Я могла читать карту Древа. Но теперь и это пройдет. Они сказали: либо все, либо ничего. Через два дня я не смогу туда вернуться, даже если захочу. — Она растерла по щекам последние слезы, шмыгнула носом. — Только я не захочу… — Тома прикрыла глаза и склонила голову на стекло двери. Сказала невпопад: — Устала сегодня жутко. Мама выспаться не даст… Никогда не дает…