В соответствии с этим заговором ключевые здания Петро града на рассвете должны были быть отвоеваны у большевиков. Это была чистая удача, что план вместе с картой, на которой были отмечены главные мишени и основные резервы, был рас крыт предыдущей ночью. И в результате часть Химической дивизии знаменитого гренадерского полка была направлена разоружить и арестовать кадетов Павловского и Владимирского военных училищ. (Ими было оказано яростное сопротивление, в последнем пролилось много крови.) Однако к тому времени, как Антонов пробирался на машине по Морской, здание телефонной станции пало под натиском кадетов. Баррикада, когда он увидел ее, простиралась через улицу, в ней был оставлен проезд, через который разрешено было пропускать определенные машины. И какой же трофей заполучили эти безбородые юнцы, когда, остановив одну машину, они на одну треть обезглавили тройку Военно-революционного комитета. Но если бы они захватили весь комитет, разница была бы невелика. Инстинкт самоорганизации русского народа плюс дисциплина выученных большевиками кадров тотчас пришли бы в действие, как это случилось, несмотря на промахи при взятии Зимнего, включая бегство Керенского. В этом смысле защита Октябрьской революции была отработанным механизмом. Глаза и уши Ленина были повсюду. Ему больше не нужно было писать записки из подполья или тайно встречаться с доверенными товарищами.

И все же, несмотря на это, такие вещи случались. Если история о захвате Антонова, который ехал, чтобы отвоевать здание, и несколько выделяется своей комичностью и трагичностью одновременно, она была не более странной, чем многие другие истории этой величайшей в мире революции, подробности которых я узнал позже. Крупская и какая-то работница, ехавшие в грузовике из Выборга, чтобы успеть на открытие Второго съезда в ночь на 25 октября; Ленин, с трудом выбравшийся из толпы, чтобы попасть на завод и заказать там бронированную машину; Петере, который зависел от американских корреспондентов (Битти, в 10 вечера, в пятницу 28 октября), чтобы перевести декрет о мире на «газетный» английский и затем передать его в англоязычные страны, – ни один эпизод из подобных не казался в то время необычным.

И только позже я узнал, в связи с каким-то незначительным вопросом, который выглядел грозным для тех, кто был ответственным за взятие Зимнего дворца, причину появления растрепанного, забрызганного грязью Антонова, когда он арестовывал министров. Петропавловская крепость была главным оплотом революции, в союзе с близлежащими армейскими подразделениями и с «Авророй», где Антонов отдавал приказы. По сигналу из крепости, ровно в девять часов утра, армейские подразделения, развернутые вдоль Миллионной улицы, Невского проспекта и других улиц, примыкавших к дворцу, должны были начать бомбардировку. Ну вот, казалось, все было готово, и все ждали сигнала – красную лампу, поднятую на флагшток крепости, которая должна была открыть огонь сначала холостыми зарядами, в надежде, что министры ответят на ультиматум, доставленный курьером, и сдадутся. Если ультиматум не принес бы результата, крепость должна была выстрелить пятью снарядами, направленными на Зимний дворец, а если министры Временного правительства по-прежнему упирались бы, то «Аврора» начала бы палить боевыми снарядами.

Однако пушки, выглядевшие столь грозными поверх парапета крепости, создавали лишь внешний эффект: их невозможно было использовать. Несколько трехдюймовых пушек были обнаружены на арсенальном дворе крепости, вытащенные за стены и спрятанные за кучами мусора. После рассвета их подняли на земляную насыпь стен и нацелили на Обводный канал. (Из них невозможно было стрелять из-за стены, так как дворец был слишком близко.) Впрочем, как только пушки были установлены, а несколько снарядов вставлены в дула, обнаружилось, что не хватает артиллеристов, которым можно было бы доверять. Под страхом грозного наказания в случае невыполнения приказов соединение получило команду отправить небольшую группу мужчин к орудиям. Они доложили, что из пушек нельзя стрелять: не было масла в откатных трубах, и пушки могли разорваться при первом же выстреле. Тогда направили доверенного большевика, разбиравшегося в орудиях. Ультиматум из крепости во дворец был передан до того, как могли быть произведены залпы из орудий.

Но затем выяснилось, что во всей крепости не нашлось красного фонаря. После неистовых поисков, когда девять утра давно уже пробило, фонарь нашелся. Но чтобы его можно было увидеть, надо было прикрепить его к флагштоку. Трегулович, которому поручили прицепить фонарь, не сумел сделать этого с первой попытки.

Таково было состояние дел, когда Антонов, взбешенный из-за задержки в вывешивании сигнала, прибыл в крепость, оставив свой пост на «Авроре», с налитыми кровью глазами. Когда Г. Благонравов, комиссар крепости, рассказал ему о всех неприятностях, он сам лично отправился проинспектировать орудия, ибо кто мог быть уверен, что «нейтральные» артиллеристы не саботировали их? Из-за недавно прошедшего дождя на дворе крепости образовались громадные лужи. Из-за слабого зрения, тьмы безлунной ночи и торопливости Антонов носился по лужам, щедро разбрызгивая грязь вокруг себя. Потом Антонов и комиссар крепости заблудились, неверно ступая в кромешной тьме и путаясь в лабиринтах старинной тюрьмы, пока не выбрались на берег Невы. И что еще хуже, из Зимнего дворца открылась густая ружейная стрельба, а также редкие залпы орудий. Что ж, этого и следовало ожидать. А чего никто не ожидал, так это то, что солдаты-большевики бесцельно стреляли из винтовок со стен крепости в сторону зимнего сада дворца, то есть в направлении набережной Невы.

Прибыв к орудиям, они обнаружили двух большевиков, инспектировавших пушки. Они подтвердили рапорт артиллеристов: на орудиях возникли пятна ржавчины, масла в откаточных трубах не было. По крайней мере, поход Антонова оказался не напрасным. Он вернулся на «Аврору», чтобы найти трех матросов, опытных артиллеристов, которые согласились бы рискнуть своей жизнью, стрельнув из старых пушек. (Между тем министры сдались без их помощи, и из пушек так никто и не выстрелил.)

Итак, именно в эти дни и свершилось чудо революции. Но разве мы могли ожидать, что с тех пор все и пойдет гладко? Однако контрреволюция на этом этапе получала не больше поддержки, чем Керенский, прежде чем тот покинул Петроград.

Сам Антонов описывает нерешительность и смятение, царившие на телефонной станции, когда град пуль снаружи подал сигнал о том, что отряды большевиков штурмуют здание. Юнкера не могли сообразить, что им делать. «Гул все нарастал, трещали выстрелы. Затем неожиданно распахнулась дверь, и с парой дрожавших юнкеров передо мною возникла фигура хорошо известного Вильямса, корреспондента американской социалистической газеты…» («Нью-Йорк пост» была газетой решительно капиталистической, но не обращайте внимания.) Антонов продолжает:

«Я выступаю как посредник и делаю вам предложение. Юнкера хотят освободить вас на условиях безопасности их жизни и предотвращения насилия, – сказал Вильямс.

– Хорошо, я отвечаю за безопасность их жизни, и пусть они принесут сюда свое оружие, – ответил я».

Антонов описывает, что внизу, через сломанную дверь он видел «вооруженную толпу во главе с Т. Старком, державшим в руках автомат». (Старк, комиссар Военно-революционного комитета, с маленьким отрядом матросов занял правительственное агентство новостей 24 октября и с того времени стал первым советским директором агентства, до того, как потом уехал послом в Афганистан.)