— Я? Да? О…

С точки зрения Солгара это была ошеломительная новость.

— Значит, я смогу увидеться с Гестой? А вы, стало быть, пойдете вместе со мной и… — начал он развивать свою мысль.

— Нет, царевич. У меня другая цель.

— Какая?

— Сейчас я вам этого сказать не могу. Если вы будете знать, поверьте, мой брат сможет вытащить это из вашей головы.

Обидно, но в словах наставника был резон.

— Остальное на месте, — устало проговорил Лесарт. — А сейчас я бы посоветовал вам обмыться, поужинать и лечь спать. Завтра нам понадобятся силы.

На этот раз Солгар возражать не стал.

Отправив царевича восстанавливать силы, сам наставник Лесарт не пошел спать. Молодой человек уже десятый сон видел, а он еще долго сидел, застыв в одной позе, и смотрел на огонь.

Обдумать еще раз, сотый, тысячный.

У него нет права на ошибку. Потому что теперь в его руках тоненькие ниточки слишком многих жизней. Их судьбы, счастье…

Лесарт смотрел на огонь и видел то, что показал ему когда-то в видении странствующий жрец.

Женщина, не молодая, не старая. Из тех, кто живет в лесу у границы, промышляя травами. Бедная хижина. Знахарка. И у нее сын, десятилетний волчонок-оборотень. Первый оборот, его стало корежить, а во дворе как раз стоял один из отрядов, посланных Гелсартом для зачистки. Солдатам велено было уничтожать всех оборотней, без разбора. Мол, разоряют угодья и отказываются платить дань.

Воины Гелсартовы убили мальчишку прямо на глазах у матери. Несчастная с криком бросилась на тех, кто разрубил волчонка на части, и страшно прокляла жестокого властителя. Вероятно, в пароксизме чувств у женщины в тот момент случилось провидение, потому что она назвала еще нерожденное дитя Гелсарта бескрылым чудовищем, зверем, лишенным человеческого разума. Ужасом, сеющим смерть вокруг. И предрекла, что чудовище так никогда и не обретет свою истинную суть, ползая в подземных норах, пока не издохнет.

А других детей у властителя не будет.

Женщина кричала долго. Солдаты ее, конечно же, убили. Однако и сами вскоре погибли там же при невыясненных обстоятельствах. Пересказать властителю слова проклятия было просто некому. Лесарта не интересовала смерть солдат, они ее заслужили.

Слова той женщины.

Бескрылое, лишенное человеческого разума… Не обрести истинную суть…

Он видел племянника своими глазами — обыкновенный человеческий ребенок. Потом странствующий жрец объяснил ему, что проклятие начало действовать в полную силу с первым оборотом. И показал ему чудовище.

Лесарт осознавал, что это из-за чудовищной жестокости отца Зэйн родился проклятым, искалеченным драконом. Лишенным крыльев, теряющим человеческий разум в обороте. Но как??? Как такое могло произойти, что у его брата, на какую-то сотую долю демона в крови, мог родиться дракон?! Как…? Это было выше его понимания.

Жрец не стал ничего объяснять, просто открыл ему смысл двух первых предсказаний Оракула. А потом случилось еще одно, третье.

Проснуться утром и не верить, что все это правда.

Слишком много счастья. Страшно качнуть чаши равновесия судьбы, стронуть песчинки в часах. Пусть замрет время, хотя бы ненадолго, пока она лежит в теплом коконе его сильных ласковых рук.

Кажется, уже нельзя больше пить хмельной пылающий мед близости, уже выпито все до дна, до капли. Пресыщено тело, переполнено до истомы, до изнеможения.

Но ярко горит мед, до безумия сладко. Хочется еще и еще, и еще…

Просто надо сделать усилие над собой и прерваться.

Глянуть на себя в зеркало… И ужаснуться. Ну и вид, волосы всклокоченные, глаза сияют звездами, зато по всему телу полно следов любви… Кошмар!

Геста тут же понеслась в ванную, приводить себя в порядок, в который раз вспоминая воспитательницу, приставленную к ней царицей Фелисой. Та говаривала не раз, что рядом с супругом надо выглядеть безупречно. Любая мелочь может его отвратить…

Нет. Ее чудовище, похоже, ничто не может отвратить, потому что именно это Зэйн ей молча доказывал. А после, когда они вместе нежились в телой воде, Геста вспоминала урывками, что он шептал ей ночью. Стихи на хакс, языке степных кочевников. Геста и знать не знала, что это может звучать так красиво.

Когда они выбрались из ванны, Зэйн на минуту отошел за пределы их отгороженного занавесями мирка, но тут же вернулся, неся в руках два плоских золотых браслета. Просто полированные пластины безо всяких украшений. Замер перед ней, глядя в глаза.

— Геста?

Брачные браслеты. Геста завороженно застыла, понимая, чего он хочет, и как во сне протянула ему обе руки.

— Моя?

— Твоя.

И тогда он надел на ее запястья браслеты и чуть поджал пальцами, чтобы пластины сошлись. На них даже не было замочков, чтобы защелкнуть. Однако под его руками по гладким краям золотых пластин пробежали искры, запаивая их в литые обручи.

— Я должен был сделать это в день нашей свадьбы. Но… — Зэйн болезненно поморщился. — А отец, как всегда, постарался все испортить. Нацепил на тебя свои браслеты.

Гесте вдруг стало неудобно, что она вроде как соучаствовала в этом поступке Гелсарта. Но она и не подозревала, что властитель может надеть свои обручальные браслеты на невесту сына.

— Я… прости, я не знала.

Он улыбнулся, прижимая ее к голову к своей груди.

— Откуда тебе было знать, на что способен мой отец?

Сегодня все казалось не таким радужным, как вчера ночью.

— Зэйн, Гелсарт ничего тебе не сделает? — спросила Геста, поднимая на него глаза.

— Нет, — усмехнулся тот. — Пока обещание не нарушено, я в полной безопасности.

Ей все равно было не по себе.

— А он сильно взбесится, да?

— Еще как, — весело протянул Зэйн, приглаживая ладонями ее волосы. — Но это его трудности.

Геста была далеко не так оптимистично настроена, девушка нахмурилась и засопела.

— Довольно о нем, — проговорил Зэйн. — Давай есть, а потом займемся чем-то более приятным. Я, например, еще не видел интимный танец в твоем исполнении…