Александр I, осознав, что он недооценил солдафонство Толстого, либо Толстой переусердствовал в своем солдафонстве, заменил его князем А. Б. Куракиным - столь же рьяным врагом Наполеона, как и Толстой, но, в противоположность Толстому, изысканным дипломатом. Весь в бархате и парче, в золоте и бриллиантах, Куракин, в отличие от Толстого, с почтительным интересом, неизменно излучая улыбку, которая очень шла к его бриллиантам, внимал каждому слову Наполеона и рассыпался перед ним в любезностях, но как только речь заходила о «встречных» шагах России и Франции, становился неуступчив, как и Толстой.

Александр со своей стороны выказывал верх благоволения к послам Наполеона. Первый из них - генерал Рене Савари, герцог Ровиго - был встречен петербургской знатью крайне враждебно не только как посол «антихриста», но и как участник расправы с герцогом Энгиенским. Придворные круги сторонились его, словно прокаженного, но царь, что бы там ни было, демонстрировал свое уважение к нему. Еще большим расположением Александр одарил второго посла - тоже генерала и герцога - Армана де Коленкура, который заменил Савари в декабре 1807 г. Коленкур явно превосходил Савари как дипломат и придворный и должен был, по мысли Наполеона, придать французскому представительству в России больше блеска, а главное - эффективности. С одобрения царя он поставил себя в Петербурге НАД дипломатическим корпусом. На дворцовых церемониях он шел впереди всех послов, садился в одном ряду с членами императорской фамилии и вообще, по воспоминаниям государственного секретаря А. С. Шишкова, «был первейшею особою, едва не ставившею себя наравне с Александром I»[584].

Тем временем Наполеон во Франции успел разрекламировать договор, подписанный в Тильзите, и подсчитал, сколь велики вытекающие из него возможности, пока не увидел уже к началу 1808 г., что Россия уклоняется от выполнения главной статьи договора - о континентальной блокаде. Эта статья представляла собой нечто вроде мины замедленного действия, заложенной в русско-французский союз, первоисточник его кризиса. Вторым источником было стремление Наполеона обеспечить за собой (по праву двукратного победителя) роль ведущего партнера по отношению к Александру как ведомому. Александр, которого и без того уже собственные подданные называли «приказчиком Наполеона», не мог позволить себе такого унижения - прежде всего в глазах той же оппозиции, способной (как показала судьба Павла I) на многое, вплоть до очередного цареубийства. В результате через считаные месяцы после Тильзита союз Франции и России оказался в преддверии кризиса.

В такой ситуации Наполеон своевременно прибегнул к аварийным мерам и в феврале 1808 г. предложил Александру подобие второго Тильзита - свидание в любой точке на полпути между Петербургом и Парижем. Александр выбрал Эрфурт-город в южной части Германии на р. Гера. Испанские дела отвлекли Наполеона, а финляндские[585] - Александра неожиданно для них надолго, тем самым лишь подтолкнув их друг к другу: оба (особенно Наполеон, который уже знал о вооружении Австрии) ощутили потребность во взаимной помощи. Разумеется, у каждого из них была при этом своя корысть. Наполеон хотел опереться на Александра в осуществлении континентальной блокады и в надвигавшейся войне с Австрией, Александр - на Наполеона в завершении трех войн, которые вела тогда Россия (одновременно!) против Швеции, Ирана и Турции. К чести Александра, он счел ниже своего достоинства страхи, которые пытались внушить ему Мария Федоровна и ее присные: они боялись, что Наполеон готовит для царя западню и устроит из Эрфурта вторую Байонну - увезет Александра, как ранее испанских Бурбонов, к себе пленником[586].

Лишь 27 сентября 1808 г. оба императора съехались на свидание в Эрфурт. К тому времени Наполеон увяз в Испании и потерял только что завоеванную Португалию. Теперь, после Байлена и Синтры, значимость свидания с Александром для Наполеона резко возросла. Важно было показать Александру, что единичные неудачи отдельных генералов не отражаются на величии Французской империи. Поэтому Наполеон обставил эрфуртское свидание с умопомрачительной помпезностью. «Я хочу до начала переговоров, - сказал он Талейрану, - ослепить императора Александра картиной своего могущества. Это облегчает любые переговоры»[587]. В Эрфурт были приглашены все вассальные по отношению к Франции государи - короли, князья, герцоги, курфюрсты, маркграфы: «не существовало ни одного сносного дома, который не был бы предназначен для какого-нибудь государя с его свитой», - вспоминал о тех днях Талейран[588].

Был, естественно, в этом скопище монархов и прусский король Фридрих - Вильгельм III. А вот император Австрии Франц I не получил приглашения, что его крайне встревожило. Он прислал в Эрфурт своего генерал-адъютанта барона К. Винцента с почтительными письмами к Наполеону и Александру и с заданием (в качестве соглядатая) «разузнать секрет обоих императоров, проникнуть в тайну их соглашений и, если возможно, вырвать Александра из-под влияния Наполеона»[589]. Винцент довольно преуспел в соглядатайстве, поскольку очень помог ему Талейран. Но о роли Талейрана в Эрфурте речь еще впереди.

Вторым, кроме государей, компонентом наполеоновской свиты в Эрфурте были специально приглашенные знаменитости европейской культуры, включая самого авторитетного тогда в Европе литератора Иоганна Вольфганга Гёте и слывшего «Вольтером Германии» Кристофа Мартина Виланда, а также швейцарского историка Иоганна Мюллера. Из Парижа был вызван первый состав главного театра Франции «Комеди Франсез» во главе с великим Франсуа - Жозефом Тальма.

Сам Наполеон взял с собой в Эрфурт ряд высших чинов двора и дипломатии (в том числе М. Дюрока, А. Коленкура и Р. Савари) и несколько прославленных маршалов. Л. Н. Даву, Л. А. Бертье и Н. Ж. Сульт сопровождали императора по пути к Эрфурту из Парижа, а Ж. Ланн встречал Александра I на французских аванпостах в г. Фридберг. Герой битвы при Монтебелло (время Туделы и Сарагосы тогда еще не пришло) так понравился царю, что он наградил маршала орденом Св. Андрея Первозванного. В донесении Наполеону об этой встрече с Александром I Ланн сообщал: «Он повторял мне часто и от души: “Я очень люблю императора Наполеона и дам ему доказательства этого при каких угодно обстоятельствах”»[590].

Утром 27 сентября, когда Наполеон был уже в Эрфурте, Александр в сопровождении великого князя Константина Павловича, канцлера Н. П. Румянцева, статс-секретаря М. М. Сперанского и других выехал к месту свидания из Веймара. Наполеон верхом на коне, со свитой встретил карету царя у въезда в город. Один император сошел с коня, другой вышел из кареты, и, по свидетельству Талейрана, «они бросились друг другу в объятия самым дружеским образом»[591]. Затем Наполеон дал знак, чтобы Александру подвели коня, оседланного и убранного по-русски чепраком из горностаевого меха. Александр сел на него, Наполеон - на своего коня. Их свиты смешались в одну колонну, и все направились в город, уже подготовленный к торжественной встрече двух императоров. Цитирую Альбера Вандаля: «Войска в парадных мундирах были собраны у въезда в Эрфурт. Артиллерия гремела непрерывными залпами, а в промежутках между оглушительной пальбой в воздухе разносился со всех церквей, со всех башен торжественный звон колоколов. С высот, окружающих Эрфурт и представлявших народные трибуны, несметные толпы любопытных любовались величественным зрелищем, приближавшимся к городу»[592].