В желудке Кэт уже ничего не осталось, но он по-прежнему пытался вытолкнуть из себя загрязненный воздух, звуки камня, пилившего мясо и кость, и вид грязных пальцев и обезьяньих ртов, обсасывавших куски от пиршества. Кэт начала смело надеяться, что сейчас она умрет и больше не придется смотреть на то, что ее заставляли видеть, но тут под землей открыл пасть дьявол.

Из пространства под сараем, или пещерой, или чем бы ни стало это проклятое место, когда дым преобразил деревянные стены в скалы, раздалось хихиканье и «йип», звучавшее точь-в-точь как человеческий смех.

За ними последовал пронзительный шизофренический визг, настолько громкий, что раздирало уши.

Затем мощный собачий лай.

За ним – обезьяний лепет.

Гортанное поскуливание из огромной пасти.

Ржание и крики – экзотические, потусторонние, как в зоопарке.

Земля сотрясалась от самых низких нот, которые только способна издавать глотка. Они звучали под коленями Кэт… «но теперь гораздо ближе». Вибрации звука, проходившие через уши, раскатывали ее разум, словно асфальтоукладчик.

Металлическая решетка в середине куска цемента, к которой приковывали Стива, поднялась с земли, и из отверстия дохнуло волной зловонного воздуха, от которого Кэт охватила такая паника, будто это был ядовитый газ.

«Йип-йип-йип».

Части тела ее любовника стали бросать в дыру, откуда послышалось царапанье огромных когтей по камню – видимо, в знак того, что дар понравился.

Красные люди наперегонки торопились оказаться подальше от того, что лаяло, кружило и скакало под их запятнанными ногами, а Кэт свернулась клубком. На месте оставался только старик в песьей маске. Его осанка казалась более прямой, он поднял голову и плечи и невозможным образом стал выше. Старик потряс посохом в воздухе, а из собачьей морды послышался кашель и очередной ряд грубых неразборчивых звуков.

Не то чтобы Кэт узрела огромного зверя с мышцами, перекатывавшимися под зловонной шкурой; но что-то она увидела либо ощутила его присутствие, пусть и только из-за закрытых глаз. Пещеру наполнил горячий вонючий воздух из-под земли, в черепе Кэт раздалось оглушительное блеяние.

Перед ее внутренним взором предстали темные звериные глаза размером чуть ли не с яблоки: ужас содрал с них веки, из зрачков бил гейзер паники. Этот взгляд продолжал удерживать ее, в то время как плоть животного раздирали копья и заостренные камни, а потом оно рухнуло, и Кэт ощутила удар шерстистого бока о землю, припорошенную снегом. «Другая жертва из другого времени, но оказалась она здесь». Рассудок отступил за ненадобностью, и Кэт плавала по изображениям будто во сне. Инстинктивно она вмиг поняла, что побывала в присутствии красноты. В этом месте наше время загадочным образом непрерывно перетекало в другое.

Она продолжала видеть за зажмуренными глазами людей – старых и малых, мужчин и женщин с грубыми лицами, тощих и грязных, со взъерошенными волосами, шагавших босыми ногами во тьму, пронизанную огнем. Красные дьяволы подгоняли их, потом бросали на пол и разделывали – в другие времена, но в этом же самом месте. «Острый, словно бритва, черный кремень переливается, суставы разъединяются, конечности расстаются с…» – и так целую вечность.

Кэт слушала, как ритуал завершается консумацией там, внизу, под сараем: скользкие кости трещали под зубами, которые длиной, должно быть, превосходили человеческий большой палец. Некогда дьяволы уже копались когтями в этой земле, и сейчас они снова рылись в зловонной почве. Кэт слышала, как пар вылетает из морд черных существ, некогда ходивших по гораздо более холодному миру: извиваясь, они вытекали из расщелин и скакали по равнинам вокруг. А сейчас их вернули на ужасное пиршество в ту же самую тьму, чуть освещенную костром.

Неужели в яме раздавались голоса? Слова? Кэт казалось, что да, но об этом языке она понятия не имела.

Наконец грубые руки потянули ее назад от огня.

Все, кого призвали в ужасное место, отступили от темной расщелины в каменном полу, под решеткой, оказавшейся смертным ложем Стива. Все покинули сарай, кроме дряхлого старика со слишком прямой осанкой и измазанной краской древней старухи, которая встала с кресла-коляски и принялась жутко кривляться, точно маленькая девочка, изображающая перед зеркалом детской топ-модель.

Снаружи Кэт и ее похитителей сопровождали четверо псов – они то появлялись, то исчезали, кружили, забегали вперед, останавливались и вздергивали носы в холодной ночи, но всегда успевали за людьми. Кэт затащили во второе рассыпающееся здание, единственное окно которого скрывалось за ржавеющей решеткой.

Внутри оно напоминало мастерскую и пахло пылью, сырым деревом и машинным маслом. Лампочки внутри старых жестяных воронок излучали янтарный свет, главное место в комнате занимал длинный прямоугольный стол со шрамами на деревянной поверхности и тисками по бокам. В углу лежали кучей и ржавели видавшие виды дрели и пилы, металлические полки вдоль покрытых грязной известкой стен были уставлены различных размеров камнями, осколками породы и длинными костями.

Второй верстак занимали инструменты, открытые ящики, промасленные тряпки и производственный мусор, но Кэт также увидела там огромный бивень – гораздо больше, толще и длиннее, чем у слона. «Мамонт». Она видела мамонтов на выставке в Эксетере.

Из мастерской двое мужчин оттащили Кэт в пристройку за дверью. То помещение оказалось меньше; красная краска на стенах в нем от сырости обратилась в пудру. В этой красной комнате сидел на старом офисном кресле красный старик.

Теперь его сморщенное тело лишилось прямой осанки – он заново увял и постарел. От пота, катившегося по тощему усатому лицу, его голубые глаза, и так слезившиеся, точно плакали кровью. К ноге старика была прислонена зловещая маска, искаженная беззвучной гримасой.

Старик кивнул двум мужчинам, державшим Кэт за плечи. Те выпустили ее, она упала на пол и задрожала, хватая ртом воздух. От ядовитого шока по нервам и чувствам шел постоянный ток. Кожа блестела от жидкостей, изрыгнутых во время тошноты.

Дряхлый старик улыбнулся – зубы его оказались ужасными. Кое-где, сверху и снизу среди резцов, их не хватало, а те, что остались, пожелтели и шатались. Если бы не жуткая уверенность в себе и не жестокий ум, горящие в глазах, старик имел бы вид имбецила.

– Краснота – это чудо. Ты себя не знаешь, – замурлыкал он с красивым аристократическим акцентом, точь-в-точь как та старуха в звериной маске. – Слишком велико то, что на нас нисходит, – его не познать.

Он говорил это и кивал костлявой головой, точно повторял что-то, уже известное Кэт и всем присутствующим.

– Поэтому будь благодарна, что не видела стаю. – Тут старик передернулся и накренился вбок, его взгляд расфокусировался, улыбка угасла. Осев, он вздохнул и взмахнул костлявой рукой в воздухе, тихо пробормотав: – Приходит и уходит… – Кэт полностью убедилась в его безумии. – Песен нет. Зачем пытаться?