это вспоминать, он перестал узнавать близких, все такое, и его поместили в стационар, причем похоже, что навсегда». Уже несколько лет дважды в месяц она ездит его навещать, привозит яблоки и апельсины, но увидеться не всегда удается, потому что это зависит от его состояния, и если не удается, то она оставляет передачу и уезжает, а если удается, то им иногда разрешают погулять по парку при лечебнице.

— Ты должен быть готов к тому, — сказала она очень серьезно, — что я и дальше буду его навещать. Ты ведь не будешь против, правда?

Я тоже рассказал ей про себя — про то, что у меня есть лучший друг Фролыч и про его семью, про Мосгаза (она ахала от ужаса и все время заглядывала мне в глаза), про Джаггу, про Людку, которая теперь жена Фролыча, и про ее семью. Конечно же, я рассказал, как угодил под выстрелы Штабс-Таракана. И про свою нетипичную аффектогенную амнезию.

Услышав про амнезию, она расплакалась, и мне пришлось ее успокаивать и объяснять, что мне, в отличие от ее первого кавалера, психушка не грозит. Утешать тем не менее пришлось довольно долго, потому что такое совпадение, нарушающее обычные представления о теории вероятностей, произвело на нее очень сильное впечатление, — именно с ней, и второй раз подряд..; как не увидеть в этом руку неблагосклонной судьбы…

И хоть я ее и успокоил на свой счет, но, видать, не окончательно, потому что практически при всех наших встречах она так или иначе этой темы касалась, — она заполучила доступ к иностранным медицинским журналам и каждый раз, вычитав что-нибудь новенькое, начинала меня просвещать. «Тебе обязательно нужно ежедневно есть артишоки, — говорила она авторитетно, — в них идеальное сочетание микроэлементов, я прочла в одном журнале, что при некоторых заболеваниях, в особенности нервных…». — «У меня нет нервных заболеваний, а у нас нет в продаже артишоков, — останавливал ее я, — и не будет никогда». — «У нашей начальницы, — торжествующе парировала Инна, — есть подруга, у которой двоюродная сестра живет в Лионе, она замужем за дипломатом, я могу попросить. А ты не знаешь, артишоки, они скоропортящиеся или могут лежать?»

Я думаю сейчас, что ее покорная готовность к любви, проявившаяся в первые же дни, была намного действеннее любой настойчивости, — она не сомневалась ни на секунду, что впереди у нас свадьба с цветами и шампанским, а потом долгая и счастливая жизнь, и с каждым днем верила в это все сильнее и истовее, хотя ни одного слова мною на этот счет сказано не было, так что я просто не мог представить себе, как возможно эту веру поколебать, и постепенно сам стал воспринимать это придуманное ею будущее как неизбежность.

Это может показаться странным, но при всем при этом у нас с ней практически ничего не было — мы целовались, это да, но когда при очередных проводах у нее в подъезде я попробовал расстегнуть ее блузку она отвела мою руку и сказала молящим голосом: «Нет-нет, это нельзя, — и тут же поправилась: — это сейчас нельзя, это будет можно только потом».

Каким-то непостижимым образом Фролыч узнал, что у меня кто-то появился. Сперва он в свойственной ему дружеской манере подшучивал надо мной, потом пристал всерьез, требуя признаться, а когда я рассказал, что мы познакомились на балете, он от души расхохотался и спросил:

— На «Эсмеральде», что ли?

А закончилось это тем, что он пригласил меня с Инной в гости.

— Я Люшке все рассказал, — сообщил он, — она аж до потолка подскочила. Не поверила сначала. Приходите в субботу. Люшка обещала гуся зажарить по такому поводу. Часиков в семь, ага?

— Я не знаю, — жалобно сказала Инна, — я не знаю, как я успею. Уже через два дня?

— А куда ты должна успеть?

— Ну как же… мне ведь нужно подумать, что надеть… в такой дом…

— Дом у них, — объяснил я, — не в Кремле. У них дом на Нагорной. Двухкомнатный кооператив. Кухонька — вот такусенькая.

— Все равно. Ты не понимаешь.

Я встретил Инну на автобусной остановке рядом с домом Фролыча.

— Что это у тебя с головой? — спросил я, озадаченно глядя на зеленую мохеровую башню.

— Я прямо из парикмахерской, — кокетливо улыбнулась Инна и изобразила подобие книксена. — Я прическу сделала. Хочу сегодня быть красивой. Скоро увидишь.

Жареным гусем пахло на весь подъезд. Фролыч и Людка в одинаковых джинсовых костюмах из «Березки» встретили нас в дверях.

— Меня зовут Григорий, — представился Фролыч. — Назван так в честь легендарного комбрига Котовского. После первой рюмки отзываюсь на Гришу. Потом уже отзываюсь на что угодно. Некоторые невоспитанные называют Фролычем. А это моя боевая подруга и верная спутница жизни Людмила. Я ее обычно называю Люшкой, а Квазимодо — Людкой.

Два дня были потрачены Инной не напрасно: она раздобыла где-то открытое бархатное платье на бретельках. На груди у нее красовался металлический кулон с профилем Нефертити, размером меньше блюдца, но достаточно солидный. Безжалостная парикмахерская рука забрала все волосы вверх, соорудив из них яйцеобразный купол, и закрепила это сооружение неимоверным количеством лака.

— Как у вас уютно! — восторженно воскликнула Инна, оглядывая коридор.

— Уютно, — оторопело согласился Фролыч, уставившись на Нефертити. — Очень уютно. Просто ужас как уютно. Какая у вас прическа красивая.

— Вам нравится?

— Очень. Люшка, а тебе?

— Потрясающая прическа, — согласилась Людка, задумчиво прикусив губу. — Просто как при дворе какого-нибудь Людовика. И платье какое у вас элегантное. Сразу видно, что привозное. Фирменную вещь вообще сразу видно.

— Люшка, а духи какие! Ты чувствуешь? — Фролыч потянул носом. — Чудо какие духи. Даже гуся перебивают. Это у вас что, если не секрет? Нет-нет, не говорите, я сейчас попробую угадать. «Диор»? Нет, «Диор» резче. «Шанель»? Ощущается такая нежная бергамотная нота…

— Я даже сама не знаю, — застеснялась Инна. — Может быть. Это мне подарили, я на название и не взглянула.

— Это мы выясним, — Фролыч элегантно предложил Инне согнутую в локте руку. — Надо будет просто внюхаться. Не возражаете, если время от времени я буду оказываться в рискованной близости? Прошу к столу. Мы сядем рядом, не правда ли?

— Это она? — спросила Людка, когда Фролыч с Инной прошли вперед. — Это и есть Инна?

— Нуда.

— Понятно, — сказала Людка и посмотрела на меня со странной серьезностью. — Ну пошли.

— Вот про покойников, — объявил Фролыч, когда я ему позвонил назавтра, поблагодарил за прием и осторожно спросил, как ему понравилась Инна, — про покойников — либо хорошо, либо никак. А невесты от покойниц отличаются тем, что о них можно только хорошо.

— Она мне еще не