Коннор возвращается в гостиную и приносит ей дымящуюся чашу. Взяв в руки браслет, он так потрясен, что ему приходится сделать над собой сверхчеловеческое усилие, чтобы скрыть свое волнение от Элисон. Он надевает пальто, бормочет «до скорого» и покидает квартиру. И только в лифте он дает волю своим чувствам.

Он хорошо знает, кто такой Джереми.

* * *

Полицейский участок 14-го округа

— Вот то, что вы меня просили, пожалуйста, — говорит Коннор, подписывая на глазах полицейского бумагу, согласно которой он как врач берет на себя всю ответственность за пациентку Эви Харпер.

Пока полицейский старательно вычитывает документ, Коннор меряет шагами вестибюль. В эту рождественскую ночь в участке царит необычайное оживление: со всех сторон входят полицейские, ведущие обитателей трущоб, пьяниц, жертв дорожных происшествий. Коннор ненавидит это место, как ненавидит все, что имеет хоть какое-нибудь отношение к полиции. После того, как он посмотрел на Бродвее «Отверженные», он стал ощущать себя Жаном Вальжаном, постоянно опасающимся появления Жавера. В самых отдаленных уголках сознания он убежден, что убийство наркоторговцев однажды всплывет на поверхность, и его жизнь закончится за тюремными стенами.

— Все в порядке, — заявляет офицер, складывая документ в папку.

Он говорит по телефону, бормочет какие-то слова, затем поворачивается к Коннору.

— Вам сейчас приведут девочку, — объявляет он с тактичностью хозяина борделя.

— Вы очень любезны.

Однако Коннору приходится ждать довольно долго.

— Привет, — говорит он, увидев Эви.

— Привет, — отвечает она, делая несколько шагов навстречу ему.

Она грязная, ослабевшая, у нее слипаются глаза. Холод, невозможность поспать, содержание в камере стали тяжкими испытаниями для нее.

— Пошли? — предлагает Коннор, забирая рюкзак девочки.

* * *

Они молча едут в комфортабельном «Астон-Мартине», и белый металлический город проплывает перед их глазами. Те немногие снежные хлопья, которые все еще падают, тут же сметаются с ветрового стекла мощными дворниками.

— Спасибо, что пришли, — вздыхает Эви устало. — Мне жаль, что разбудила вас среди ночи.

— Ты правильно сделала, — отвечает Коннор, — я о тебе беспокоился.

Улицы пустынны, но из-за снегопада приходится ехать осторожно. Врач притормаживает на перекрестке улицы Хьюстон и направляется на юг.

— …ничего, я все равно очень мало сплю, — уточняет он.

— Я знаю, — кивает Эви.

На улице Лафайетт, когда они проезжают Нолита и Маленькую Италию, Коннор мрачнеет:

— Откуда ты можешь знать?

— Потому что это написано в книге.

— Какой книге?

— В вашей, — говорит она, доставая из рюкзака свой потрепанный экземпляр «Выжить».

Коннор качает головой и впервые улавливает на лице девушки проблеск детской шаловливости: она слегка улыбнулась, едва заметно.

Эви отворачивается к окну.

День еще не занялся, но ночь уже подходит к концу.

Автомобиль едет теперь по узким улицам Нижнего Манхэттена. Машину теснят вертикальные поверхности небоскребов, и она пробирается по каньону из стекла и стали в направлении улицы Храма и Граунд Зиро.[113]

— Куда мы едем?

— В клинику Моцарта. Я работаю там, когда не принимаю в своем кабинете.

— Я не хочу ехать в больницу, — предупреждает девочка.

Понадобилось всего несколько секунд, чтобы ее опасения и недоверие вырвались наружу: ведь она живет в вечном страхе, что не сможет осуществить мщение, которое носит в себе, словно постоянно гноящуюся язву.

— Ты должна отдохнуть и подлечиться, — отвечает Коннор тоном, не допускающим возражений.

Но Эви ничего не желает слышать.

— Я хочу выйти! — стонет она, судорожно хватаясь за ручку двери, пытаясь открыть ее.

— Надо было оставить тебя в тюрьме, — вздыхает Коннор, и не думая останавливаться.

Внезапно, когда машина мчится на полной скорости, девочка резко открывает дверь и отстегивает ремень безопасности.

Коннор резко тормозит перед церковью Троицы. В отчаянии он выпрыгивает из машины, обегает «Астон-Мартин» и хватает девчонку за воротник.

— Ты что, хочешь убить себя? — взрывается он, вытаскивая ее из машины.

Потрясенная гневной реакцией врача, Эви закрывает глаза и отворачивает голову, словно опасаясь получить удар.

— Посмотри на себя, — рычит Коннор. — На кого ты похожа! Изнуренная, страшная, ты как старушка малолетняя!

Девушка рассматривает свое отражение в стекле автомобильной двери, но быстро опускает глаза, испуганная тем, что увидела.

Коннор продолжает:

— Если хочешь загнуться, продолжай, ты на правильном пути! Ты не знаешь Нью-Йорка. Если я брошу тебя здесь, на тротуаре, ты не протянешь и недели! За это время ты умрешь или станешь проституткой, обслуживающей клиента за пятнадцать долларов. Вот так ты хочешь закончить свою жизнь?!

От ярости врач врезает кулаком в капот машины, а по щекам Эви, потерявшей дар речи, льются горькие слезы.

* * *

И вот — все сказано.

Ранним морозным утром, в тени мертвых башен, они стоят и смотрят друг на друга, раздавленные, обессиленные, опустошенные.

Затем Коннор медленно садится в машину, поворачивает ключ и запускает двигатель. Эви как призрак неподвижно стоит на тротуаре.

— Не больше недели, — повторяет Коннор будто для себя самого.

* * *

«Астон-Мартин» покидает лабиринт темных улиц Уолл-стрит и выезжает на берега Гудзона. Коннор возвращается назад и въезжает в Бэттерри-парк-Сити. Построенный на берегу океана роскошный комплекс возвышается на дамбе, земля которой была изъята при строительстве Всемирного торгового центра.

С помощью магнитной карты врач разблокировал доступ к зоне многоуровневого паркинга и поставил автомобиль в самом низу. Он выходит из машины, пересекает стоянку. Эви следует за ним на расстоянии нескольких метров. Погруженные в молчание, они доходят до лифта, который доставляет их в вестибюль клиники Моцарта — суперсовременного учреждения, занимающего два этажа Финансового центра.

В приемном отделении Коннор кратко беседует с ответственным дежурным и берется сам заполнить карту поступления Эви в отделение.