Белка приподнялась, поцеловала Костю – губы у него снова были прохладные, вот как такое может быть? – и, упав на подушку, мгновенно уснула.

Утром она проснулась одна.

Белка всю ночь помнила, что с ней произошло, и помнила так ясно, как будто бы и не спала. Но, получается, очень даже крепко спала, потому что не услышала, как Костя ушел.

Сначала она испугалась, что его нет, просто до дрожи испугалась. Как это, нет его?! И… что теперь? Но потом вспомнила, что у него сегодня дежурство в больнице, и этот иррациональный страх прошел.

Зато сразу же вспомнилось и все остальное – женщина, про которую он сказал, что она умрет, автоматчики у дверей реанимации…

Белка повертела головой, увидела часы на стене, поняла, что ей на работу еще рано, но вскочила и стала одеваться. Ее одежда лежала на стуле у кровати, хотя она не помнила, чтобы вчера ее туда положила. Ну да она вообще не помнила, что куда положила, так что, может, и сама это сделала. Но все-таки мысль, что это Костя сложил ее одежду, была ей приятна. Хотя ни о какой особенной заботе с его стороны это не свидетельствовало, просто любому нормальному человеку не понравится, если одежда валяется у него под ногами.

Одеваясь, Белка оглядывала комнату. По ней трудно было что-либо понять о хозяине. То есть можно было многое понять о мальчике, который в ней когда-то жил, – о том, что он увлекался путешествиями, потому что к стенам были прикноплены географические карты, что читал много и разнообразно, потому что в немалом количестве книг «Отверженные» соседствовали с «Похитителями бриллиантов», что любил дворового пса Шарика, потому что его черно-белая фотография стояла на книжной полке, – но примет жизни взрослого человека здесь почти не было. Медицинские книжки на разных языках и макбук. Даже не минимализм, а просто аскетизм какой-то.

Белка вздохнула. Зря говорят, что утро вечера мудренее. Никакой новой мудростью она не прониклась, а прониклась только страхом, что все произошедшее вчера не имело того смысла, который она ему придала.

Для быстроты она не стала варить кофе, а наспех разболтала его в чашке, не допила, выскочила из дому и побежала к автобусной остановке. В первые пять минут автобус не появился, и Белка замахала проезжающим машинам – ее снедало нетерпение.

В свою статистическую комнатушку она зашла только для того, чтобы переодеться в больничное, и сразу же побежала к реанимации.

У дверей по-прежнему стояли автоматчики. Белка увидела их издалека и приостановилась. Не потому, что испугалась, а потому, что поняла: подойти к ним надо с таким видом, чтобы у них даже мысли не появилось ее не пропустить. И ошибиться нельзя – второй попытки не будет.

Пришлось вернуться, заскочить в процедурную и попросить у медсестры Ниночки лоток с инструментами и маску. Блестящие медицинские инструменты производят на несведущих людей завораживающее впечатление, это Белка по себе знала. У человека с такими инструментами в руках есть все основания идти в реанимацию, это безусловно, так что автоматчики ее мимо себя пропустят, никуда не денутся. А внутрь ее пропустит Костя – она позвонит в дверь, и он увидит ее на мониторе.

Но оказалось, что и звонить не требуется: повернув за угол коридора, ведущего к реанимации, Белка издалека увидела, что Костя стоит перед дверями и о чем-то с автоматчиками разговаривает. То есть он им что-то говорит, а они стоят с каменными лицами – изображают истинных арийцев с нордическим характером, беспощадным к врагам рейха.

Белка припустила бегом, чтобы войти вместе с Костей. Когда она добежала до двери, он уже поднес к датчику пластиковый ключ. И протянул при этом другую руку к одному из охранников, разве что пальцами не пощелкивал – поживее, мол. Тот помедлил несколько секунд, потом как-то нехотя полез в карман и, достав оттуда что-то, отдал Косте.

Костя вошел в раздвинувшиеся двери. Белка шмыгнула за ним.

За месяц работы она ни разу не бывала в реанимации, у нее не было для этого никаких причин, и теперь ей стало не по себе. Везде в больнице было довольно уютно, даже забывалось, где находишься, а здесь все было как-то совсем по-другому…

Здесь отчетливо чувствовалась грань возможного для человека. Грань жизни и смерти.

Врачи и медсестры двигались быстро и бесшумно, все были заняты, и никто не обращал на Белку внимания.

– Как она себя чувствует? – спросила она, сбоку пытаясь заглянуть Косте в глаза.

Он не ответил. Может, просто не успел – они подошли к кровати, на которой лежала та женщина.

Возле кровати попискивал, мерцая зелеными и красными огоньками, какой-то прибор. На вид женщине было сильно за сорок, но она была бледная до синевы, и точно определить ее возраст было невозможно. Она была раздета и до плеч прикрыта простыней, под ключицей у нее стоял катетер, от которого отходила трубка к капельнице. Она была в сознании, глаза лихорадочно блестели, и одной рукой, мертвенно-белой, она почему-то держалась за спинку кровати.

Белка присмотрелась и почувствовала, как в голове у нее что-то сдвигается и буквально, не метафорически, дыбом встают волосы: рука этой женщины была пристегнута к спинке кровати наручниками.

– Эт-то… что?.. – с трудом выговорила Белка.

Костя подошел к кровати, вставил в наручники ключ, расстегнул их и снял с руки женщины.

– Все, Оля, – сказал он. – Отдыхайте. Постарайтесь уснуть.

– Спасибо, – чуть слышно проговорила она. – Я не думала, что у вас получится.

– Получится, получится. – Он улыбнулся. – Все у нас получится, не беспокойтесь.

Его голос в самом деле звучал совершенно спокойно. Белка приободрилась. Хотя ужас от того, что она только что видела, не прошел. Он просто не мог пройти, этот ужас, – картина пристегнутой к кровати женской руки с прозрачной мертвенной кожей стояла у нее перед глазами, и ей казалось, будет так стоять теперь всегда.

Подошла медсестра и попросила:

– Константин Николаевич, подойдите. Гемоглобин резко падает, хотя кровотечения нет.

Костя повернулся к Белке и быстро сказал, понизив голос:

– Побудь с ней. Поговори, если надо.

Реанимационная палата была большая, просто огромная, и он пошел вслед за медсестрой в дальний угол, где тоже кто-то лежал на кровати и так же мерцали огоньки приборов.

Белка подошла поближе к больной.

– Как вы себя чувствуете? – спросила она. И, спохватившись, добавила: – Здравствуйте.

– Никак себя не чувствую, – ответила та. – Как будто меня нету. Но это все равно.

– Ну почему же? – Белка села рядом с кроватью на круглую металлическую табуретку. – Вы же выздороветь должны. А человек сначала у себя в голове выздоравливает.

Женщина улыбнулась. Улыбка как-то очень совпадала с лихорадочным блеском ее глаз.