— Телевизор смотрим. Грамотные.

— Атомный шантаж — это когда одна сторона, имеющая атомную бомбу или готовая использовать атомную бомбу, что-то требует у другой стороны, которая ее не имеет или боится использовать.

— Ну и что?

— А то, что мы имеем атомную бомбу.

— И кого мы должны ею шантажировать?

— Другую сторону.

— Какую другую сторону? Братву из Сибири?

— Нет, не из Сибири. Братва из Сибири тоже наша сторона. Хоть иногда и конфликтующая с нами, но наша. Я говорю о другой стороне.

— О какой другой стороне? Говори, не темни.

— Я говорю о стране. Я говорю о стране в целом, которая и есть та противоположная сторона.

— У той стороны тоже есть бомбы.

— Но «та» сторона не готова их использовать. Не способна их использовать на своей территории. И потому «та» сторона слабее нас.

Авторитеты замолчали. И снова на долгих несколько минут.

— Он предлагает безумие, — наконец сказал ярославец. — Менты не прощают даже пущенных против них в ход пистолетов. А он предлагает атомную бомбу! Нас смешают с дерьмом.

— Мы не можем шантажировать всю страну…

— В этой стране живут наши матери. И братья. Мы не можем всех их…

— Нужно спихнуть товар, пока на него нашелся покупатель. И тихо поделить прибыль…

— Мы не сможем взорвать эту бомбу! Кто сможет взорвать бомбу, которая…

— Я смогу! Я смогу взорвать эту бомбу, — тихо, но так, что перекрыл все голоса, сказал Мозга. — Если они не примут наших условий. Я ее взорву…

Авторитеты молча посмотрели на своего сотоварища. Который был таким же, как они. До недавнего времени был. До предыдущей, произнесенной им фразы.

— Что ты прэдлагаешь? — спросил грузин.

— Я предлагаю взять верх над всеми теми, над которыми мы не могли взять верх все эти годы.

— Ты имеешь в виду беспределыциков?

— Нет, я имею в виду государственных беспредельщиков. Объясните мне, почему они могут делать то же самое, что мы, но при этом их оберегает МВД и Безопасность, которые нас ловят? Почему они под их прикрытием растаскивают самые лакомые куски, которые не достаются нам? Почему им можно все, а нам только то, что остается после них? Разве это справедливо?

— Это несправедливо! — согласился ростовчанин. — Но они первые начали рвать этот пирог. И за ними сила. Они правы по праву силы.

— Нет силы, на которую не нашлась бы своя сила.

— Что ты хочешь?

— Я хочу уравнять возможности. Мы должны поделить страну по-честному. По горизонтали, а не по вертикали.

— Как это по горизонтали?

— До сих пор они забирали золотые вершки. А нам оставляли обгладывать черствые корешки. Они всегда забирали самое лучшее. Все то, что по колоску собирал весь народ. И то, что, они считали, принадлежало им. Вначале всем. А не поодиночке. Потом — каждому.

Потому что потом они разрешили себе грабеж и стали распихивать страну по собственным карманам.

Они учинили беспредел. Они знали, где брать лучшее и не допускали к этому лучшему всех остальных. В том числе не допускали нас. Начальные условия были не равные. Им разрешалось брать. Нам — нет! Я прав?

— Ты прав. Они взяли себе все. А нам отдали остатки. Которые не вместились им в руки.

— Ты совершенно прав!

— Чем они отличаются от нас, которых преследуют и называют преступниками?

— Ничем! Кроме того, что они взяли больше!

— Почему мы миримся с таким беспределом? Почему мы называем беспредельщиками тех, кто утаскивает у нас из-под носа малый кусок? Почему мы не называем беспредельщиками тех, кто утаскивает все? И у всех? Без оглядки на закон. Без оглядки даже на их закон.

Как называются люди, которые не признают закона, не признают авторитетов, не признают территорию, которые способны забрать последний кусок у своей матери, если им нужен этот кусок? Как они называются?

— Беспредельщики!

— Что делают с беспредельщиками?

— Ставят на место!

— Я предлагаю поставить на место самых главных беспредельщиков страны. Я предлагаю заставить их играть на равных. И тогда мы посмотрим, кто сильнее.

Если для них их закон не писан, то по их закону не должны судить и нас.

Если они имеют право торговать всем, то и мы должны иметь право торговать всем, чем торгуют они.

Если их не имеют права трогать мусора, то пусть они не приближаются и к нам…

Я хочу равенства. И я знаю, как добиться этого равенства.

— Как?

— Мы поставим им ультиматум. Чтобы они пересмотрели свои законы. Чтобы они объявили амнистию и выпустили на свободу всех наших братьев.

Чтобы они допустили нас к созданию законов.

Чтобы они убрали ментов, которые нас не устраивают.

Чтобы они отдали нам стукачей…

Авторитеты молчали. Предложенная программа была грандиозна. Фантастична. И очень желанна.

Никто и никогда еще из их братвы не пытался навязывать свою волю государству, в котором жил. Никто не пытался объявлять амнистии или увольнять неугодных им следователей. Никому это даже в голову не приходило.

Они делали, что могли.

Покупали отдельных ментов и судей. И тем влияли на следствие и приговор.

Подчиняли и использовали в своих целях государственных чиновников.

Находили общий язык с начальниками тюрем и колоний.

Пробивали ходы к политикам и депутатам и пытались протаскивать угодные им законы…

Они просачивались во власть снизу.

Но они никогда не предполагали, что будут иметь возможность говорить с ней на равных. Чтобы не покупать, а требовать то, что им положено по закону. По их закону!

— А если они не примут наших условий?

— Если они не примут наших условий — я взорву бомбу!

Начальник президентской охраны разливал водку. По простым граненым стаканам. И нарезал огурцы. Малосольные. И колбасу — вареную. И выкладывал капусту — квашеную. И никаких тебе севрюг, балыков и черной икры.

Потому что Президент выехал на пикник. Простой. Как в бытность свою обыкновенным секретарем обкома партии.

— Давай, пластай быстрей. Водка стынет! — торопил Хозяин своего телохранителя, похаживая вокруг стола и досадливо отмахиваясь от комаров, которые делали различия между голубыми кровями Первого лица государства и скотника дяди Митяя. А пили вся равным удовольствием, будучи по сути своей демократами. — Ну?