Оттого и понадобилась ему еще одна ближняя, направленная против Лаврентия сила. Такая сила, чтобы никто о ней не знал! Чтобы, главное, о ней самый опасный его конкурент не знал, который уже к власти потянулся.

Вот тогда, я думаю, и возникла эта организация. Но только спасти своего основателя не смогла. Не успела. Почувствовал Берия, что не сегодня-завтра до него доберутся. Что не станет Хозяин дожидаться, когда его где-нибудь втихую подушками удавят. Что что-нибудь такое придумает. И первым ударил.

Но только, думаю я, организация та свое взяла. Даже не оттого, что покойного Хозяина любила. Из чувства самосохранения. Из-за того, что понимала — если Берия к власти придет, он до них доберется. Всю землю на десять метров вглубь перероет, а найдет! И в ту землю зароет.

— Так ты думаешь?..

— Уверен! Иначе отчего бы это Хрущ, за которым тогда никакой силы не стояло, вдруг решился с Берией схлестнуться? Которому не чета. Кто-то его на это надоумил. Кто-то убедил, что в той драке победить можно. Если неожиданно ударить. Сам бы он никогда на такое не решился. Сам он Берию до икоты боялся. Как и все прочие. Вот я и думаю, что подсказал ему кто-то момент. И сценарий. Кто-то, кто Лаврентия меньше других боялся.

Хрущ той услуги, конечно, не забыл. И ту организацию, как только во власть вошел, поставил на место. Как и всех, кто ему переворот помог совершить. Он, конечно, дядька мягкий был, не чета тем, кто был до него, но в драке свое понимание имел. Догадывался, что самые опасные конкуренты — это бывшие союзники, те, что тебе к власти прийти помогли. Потому что лучше других знают, как те перевороты ладить, должного почтения к главе государства не имеют и непременно будут навязывать ему, как равному, свою волю. А если он им на уступки идти перестанет — корону на себя передернут.

Все это Хрущ понимал. И оттого в качестве превентивной меры всех своих прошлых соратников к ногтю прижал.

В том числе и организацию, Хозяином созданную. То есть разгонять не разгонял, но близко к верхам уже не допускал. Натравил на руководителей республиканского и областного масштаба. Ну, чтобы они там на местах не баловали. Чем Гришка и занимался. Мы своими делами. Он — своими.

— А разве вы республиками не занимались?

— Занимались. Но не на таком высоком уровне. Ведение следственных и оперативных мероприятий первым партийным руководителям республик было запрещено. За чем те первые руководители очень пристально следили. И очень болезненно реагировали, если что-то такое замечали.

В результате сложилась совершенно невозможная ситуация: Центру, хотя бы из чувства самосохранения, необходимо было знать о злоупотреблениях и заговорах на местах, но тот же Центр, следуя им же придуманному закону, запрещал вести расследование по узнанным фактам заговоров и злоупотреблений. Короче, назначили впередсмотрящего, чтобы вовремя заметить опасность, и выкололи ему глаза!

Одному только Гришке не выкололи. Но взамен этого от него открестились. Сказали, что, если что случится, прикрывать не станут. Сам залетит, самому и выкручиваться. А не выкрутится — отвечать.

— И что, находились такие, кто соглашался на свой страх и риск?..

— Находились. У Гришки фанатики работали. Романтики плаща и кинжала. И потом, куда им было деваться, если такие условия игры? Если как во фронтовой разведке — при угрозе раскрытия свои ликвидируют своих. Если «система ниппель» — туда дуй, обратно — хрен.

— То-то я всегда удивлялся, как такая махина, как Советский Союз, на куски не рассыпалась?

— Так и не рассыпалась. Рычаги мощные имела. Нижние эшелоны МВД держало. Средние — мы. Ну а самые верхние — Гришка. «Верхние» его как чумы боялись. Потому что не знали, с какой стороны удар ждать. И еще потому, что пожаловаться на него не могли. Не на кого было жаловаться. Не было Гришки в списках существующих организаций. Да и доказательств у них против него никаких не существовало. Только догадки. И разговоры кулуарные.

Гришка ведь исподтишка действовал. Без санкций, ордеров и надзоров. У него руки были развязаны. Узнает что-нибудь, слежку поставит, свидетелей растрясет по-свойски и мило так попросит: не шалить. Анонимным звонком. С приложением копий документов по почте. Те-к Хрущу, а он ручки в стороны разводит. Мол это дело ваше. Мы своим органам за вашими проказами строго-настрого следить запретили. Так что это кто-то из ваших балует. С ними и разбирайтесь. Но предупреждаем, если вдруг возникнет скандал из-за вновь открывшихся фактов, прореагировать на него центральному аппарату придется. Вплоть до отстранения замешанных в скандале лиц.

Короче — вилка. Центр договоренности неприкасаемости не нарушал, а аноним, гад такой, звонит. Хошь не хошь, приходится идти на попятную. Сколько таким образом Гришка заговоров в самом зародыше задавил, сколько злоупотреблений на корню извел, только он один знает. Вернее, знал.

Ну а уж как он умел местные кланы и группировки друг с другом стравливать — так любо-дорого. Судов не надо было. Они до судов все друг друга вырезали.

— А меры прямого воздействия? Я имею в виду физического воздействия. Ну когда, к примеру, кто-то из республиканских руководителей из подчинения выходил?

— Я тебе так отвечу. Мы ничего по отношению к ним не предпринимали. Да и не могли предпринять, потому что в подобных громоздких организациях все тайное рано или поздно становится известным. Тайну можно сохранить, только когда ты за ее разглашение отвечаешь жизнью. Причем без суда и следствия. А если с судом, то потом для сбережения тайны надо ликвидировать весь состав суда. Так что нам особо щепетильные дела не поручали.

— А кому поручали? Гришке?

— Может, и ему. А может, никому не поручали. Может, все само собой разрешалось.

— Но ведь было же такое, что ставшие неугодными высшие партийные чины гибли в автокатастрофах или скоропостижно умирали? Я чуть не два десятка таких фактов накопал.

— Было такое. Когда очень скоропостижно. Но может, они по своей инициативе скоропостижно…

— Или по чужой?

— Может, и по чужой. Но только я тебе это не говорил. Это твои измышления.

— Ну хорошо, а потом что? Куда потом эта организация подавалась?

— Потом Брежнев пришел, которого Хрущ, увлекшись контролем за окраинами, под собственным своим носом проглядел. А как пришел, стал авгиевы конюшни расчищать. Под себя. То есть тех, кто за Хруща был, — в расход. Кто за него — на выдвижение. Ну и Гришку тоже. В числе первых. Брежнев так сказал — что это за служба такая особо секретная, о которой всякая собака брешет. И точно, многие уже про нее знали. Ну или догадывались. Сказал так и закрыл. Гришку по шеям. Всю команду его — по шеям.

Гришку послали куда-то на целину райотделом милиции руководить. Где он вскорости и умер.

— А организацию его куда?

— Я же говорю — разогнали. Отчего я тебе про нее и рассказываю. Крепкая была организация. Ее бы оставить, прикормить с руки, дисциплинки добавить, секретности — горы бы могла своротить…