Слева по берегу Инзера тянулась насыпь железной дороги — вся в белёсых потёках оползающего гравия. В бурьяне под насыпью, блестя на ярком солнце, валялся дохлый рипер. Тонкие осинки вдоль насыпи вдруг затряслись, и над дорогой полезло вперёд что-то странное — большое и решётчатое. А потом неспешно выкатился и весь самоходный вагон. Это был путеукладчик.

На усиленных тележках в три колёсных пары ехала грузовая платформа. Мощные портальные стойки держали стрелу крана, который был почти вдвое длиннее платформы и нависал над рельсами. Сзади скромно теснились рубка управления, дизель-генератор, электромотор и бак с бризолом. Размашистой сложностью своего устройства путеукладчик напоминал морское судно. Он важно плыл по осинкам вдоль речки, в которой плюхались мотолыга и харвер.

Егор Лексеич в кабине харвера сразу оценил изобретательность Алабая — ведь это был агрегат Алабая, чей же ещё? Путеукладчик использовался вместо лесовоза. Очень удобно, да. На стреле крана к каретке полиспастами крепилась балка-траверса с крючьями для рельсово-шпальной секции, но её заменили челюстным захватом, приспособленным поднимать брёвна. Алабай избавил себя от аренды машин Арояна. Сообразительный, гад. Однако же куда Алабай сейчас погнал свой погрузчик? Он ведь должен был готовить засаду…

Егор Лексеич достал телефон и набрал Холодовского:

— Саня, тормозни… Я схожу до моста, посмотрю, на кой хер эта пиздябола попёрлась… А ты запусти коптер хотя бы километра на три, проверь путь.

Топчась и плеща водой, харвер развернулся на месте и пошагал обратно — вниз по течению. Путеукладчик к тому времени уже исчез за поворотом.

Холодовский довёл мотолыгу до невысокой скалы, под которой в речке лежали упавшие валуны. Мотолыга замерла, убавив обороты, и стал слышен неумолчный шум переката, пение птиц в лесу и стук дятла. Холодовский полез в отсек, поднял Фудина с бортового ящика и достал футляр с коптером.

— А что за поезд там был? — спросил Фудин.

— Разбираемся, — ответил Холодовский.

Харвер деловито шёл по руслу. Казалось, двигаться вместе с потоком ему было легче. Управляя послушной и умной машиной, Егор Лексеич испытывал искреннее удовольствие, но его тревожило появление Алабая. Чего хочет этот «спортсмен»? Слева и справа на берегах вздымались леса, на крутых склонах — даже в несколько ярусов. Железная дорога, следуя за изгибами рельефа, то приближалась к реке, то отдалялась. Наконец на излучине появился мост.

Путеукладчик стоял перед мостом. И не просто стоял — работал. Егор Лексеич увидел, как челюстной захват осторожно приподнял над платформой длинную секцию рельсового пути — прясло из двух рельсов и множества бетонных шпал. Под своей тяжестью секция обвисла дугой, как резиновая. Каретка с захватом, загудев, скользнула под крановой стрелой к её внешнему концу, вынося зыбко покачивающееся прясло с платформы наружу. Егор Лексеич даже удивился: неужели Алабай ремонтирует пути на мосту?..

Из рубки путеукладчика на мост выскочили два мужика, оба — с какими-то жердинами в руках… Мужики побежали к пряслу и жердинами упёрлись в его конец, разворачивая лестницу из рельсов и шпал наискосок мосту. Вместе с мужиками из рубки выбралась здоровенная рыжая собака и принялась лаять. Кран начал медленно опускать прясло. Псина прыгала. Прясло улеглось через мост, легко смяв ограждение из тонких балок. Челюстной захват разжался. Мужики жердинами переместили его механическую лапу к дальней стороне прясла. Захват, дёрнувшись, снова вцепился в прясло и стал поднимать его за один конец. Под своим весом прясло поползло вниз с моста, как с горки… Псина опять залаяла. И тут Егор Лексеич всё понял.

Рельсовая секция с плеском упала в воду — сначала одним концом, потом другим. Упала — и осталась стоять, как неровный, но непробиваемый бетонный частокол. Она перегородила проход под мостом. Вода Инзера закипела вокруг шпал. Река могла протиснуться сквозь бетонный гребень, а мотолыга — нет.

У Егора Лексеича загудел телефон.

— Что там у тебя впереди? — спросил Егор Лексеич у Холодовского, уже догадываясь, какую новость услышит.

— Лексеич, они нам трассу перекрыли, — спокойно сообщил Холодовский. — Впереди, километрах в двух, второй мост… Посмотри, я видео скинул.

Стискивая в ладони телефон, Егор Лексеич смотрел видео. Горы и леса. Извилистая лента реки. Коптер увеличил изображение. Блеск солнца на струях, валуны в русле, длинные пенные пряди, ныряющие в волнах… Мост. Такой же, как тот, что ниже по течению… И под ним — такой же завал. Коптер перелетел над мостом и показал его с обратной стороны: просвет между полотном моста и водой был мелко рассечён решёткой из рельсовой секции.

— Чего скажешь, Лексеич? — спросил Холодовский.

Егор Лексеич помедлил.

— Тот мост, что мы уже проехали, тоже заперт.

Холодовский молчал, ожидая продолжения.

— Короче, мы в ловушке, Саня.

На участке между двумя мостами Инзер протекал в высоких берегах. Не обрывы, конечно, хотя и скалы тоже кое-где имелись, но мотолыге выбраться из реки здесь было не под силу — слишком круто, да ещё и лес рубить надо. А растащить завалы под мостами алабаевцы не позволят: у них ведь тоже есть автоматы и базуки. Мотолыга торчала в глубоком корыте речного русла, будто забуксовала в колее. Ни вперёд, ни назад. И харвер не поможет.

— Жду указаний, — напомнил о себе Холодовский.

И тут Егор Лексеич почувствовал, как в его груди вспухает ярость.

— Ну, лады, — угрюмо и веско произнёс он, разглядывая мост вдали и путеукладчик. — Я же хотел с Алабаем по-мирному краями разойтись, по реке вот потащился… А хули надо, Сань? Там восемь городских пидоров, которым и морду никогда по-настоящему не били… Да мы их втопчем, как падаль!

39

Река Инзер (II)

— Давай помогай, Ведьма, — добродушно сказал Егор Лексеич. — Или зря вчера я башку тебе не прострелил? Ну так не поздно исправить.

Егор Лексеич, Холодовский и Щука сидели на берегу реки в траве, а перед ними на плоском камне лежал планшет. Где-то в небе высоко над Инзером парил невидимый снизу коптер, и на мониторе ползло изображение местности: долина, мохнатые леса, речка. Сбоку в трёх строках менялись цифры и буквы формуляра: Холодовский держал пульт и управлял вертолётиком.

Щука шарила глазами по изображению, будто искала, чего украсть.

— Всё тут ровно, начальник! Зыбь идёт с Ямантау — дак оно всегда…

— Думай, как мне этих «спортсменов» с дороги сшибить.

— Я чё, блядь, бурю наколдую тебе, что ли? — разозлилась Щука.

— Наколдуй, — спокойно подтвердил Типалов. — Или на хуй ты мне нужна.

— Ерунду ты затеял, Лексеич, — заметил Холодовский. — Может, она что-то и ощущает, только нам это никак не поможет.

— Тогда грохну её. Дармоеды мне ни к чему.

Харвер лежал брюхом в траве, задрав колени, как исполинский кузнечик; в его ситаллическом корпусе тихо гудел движок; запах бризолового выхлопа смешивался со свежестью смятой осоки. Поодаль на берегу стояла мотолыга с откинутой решёткой, Алёна на костре готовила для бригады обед. Узкая речка шумела на камнях, по верхушкам леса гулял ветер.

— Тебе надо, чтобы лес дёрнулся и согнал их, — сказала Щука.

— И как это? — заинтересовался Егор Лексеич.

— Ну, как лошадь шкурой дёргает, когда слепни кусают.

— А что надо сделать?

— Судорогу пустить. Прищемишь лес — и судорога покатится. До реки или до болота, там всегда всё остужается. Судорога и шарахнет по этим пидорам.

— Какая судорога?

— Да хер я знаю! Ты вот лошади порежь бок ножом — чё будет? Может, укусит тебя, может, лягнёт, может, убежит. И лес так же, только он не убегает.

— Ну, давай порежем его, — согласился Типалов. — Как и где?

Щука снова уставилась в монитор, шмыгая носом.

— Судорогу лучше сверху вниз пускать и по всяким оврагам. Сам смотри. С моста вот вмятина до горы, — Щука ткнула пальцем в лощину. — На горе, вот за эту сторону, лесу надо боль почуять,