Однако уже перед полуднем их ждал новый, совершенно неожиданный сюрприз: санный след. Две ровные полоски со следами узких и острых, не лошадиных копыт между ними. Они вынырнули из густого леса, стоящего неодолимой стеной у самой воды, больше километра тянулись по реке вдоль берега, а потом отвернули в узкую, шириной с Клязьму, протоку.

— Похоже, здесь есть люди, — негромко отметил Любовод. — Что делать станем, колдун?

— Ты так говоришь, будто вошь заметил и теперь спешишь избавиться, — усмехнулся Олег. — Ну люди и люди. Пусть живут.

Увы, скоро ведуну стало не до смеха. В главную реку, по которой они скакали, чуть не через каждый километр справа и слева вливались реки, речушки, протоки и ручьи. И на многих из этих ледяных дорог имелись следы копыт и саней, причем на крупных реках — довольно накатанные. Неведомые путники выезжали на главную реку, сворачивали с нее, пересекали, останавливались возле каких-то лунок, скрывались в лесу, выезжали оттуда. Солнечная погода, безветрие, приятный морозец — и снег сохранил следы каждого прохожего едва ли не за последний месяц.

— У Раджафа лошадь, копыто круглое, с подковами, — напомнил Олег. — Не перепутаем…

Как назло, река вдруг начала отчаянно петлять. Причем, в соответствии с полноводностью, делала это с размахом: километров пятнадцать путники скакали на север, потом вдруг поворачивали на восток, через два часа опять на север, потом до самого глубокого вечера — на юг, чтобы в темноте по широкой дуге вновь устремиться на север. Стало ясно, что значительная часть местных жителей, зная все зигзаги русла, значительно срезали путь, проезжая через лес. Вопрос: был ли настолько же умен великий Раджаф или он тоже все время скакал по реке?

В свете полной луны путники трусили почти до полуночи, но ни единого костра ни впереди, ни по берегам не заметили. Пришлось останавливаться и разбивать лагерь в мертвенно-сером лунном тумане, то ли освещающем лес, то ли наоборот — пытающемся запутать забредшего путника.

Поздно остановились, поздно и выехали. Только часа за четыре до полудня путники покинули стоянку, но ехали все равно не спеша, мелкой тряской рысью, глядя по берегам.

Санные следы, опять санные, три строчки волков, несколько тропок, пробитых от берега к берегу зверем с круглыми, как у лошади, копытами — скорее всего, лосем. Опять волки и, конечно же, сани, сани… Следов костра они так и не нашли, а вот два притока, исчерченные полозьями и растоптанные сотнями копыт, миновали.

Новая ночевка. В этот раз путники встали еще до рассвета, чтобы подняться в седла с первыми лучами, и сразу пустили лошадей в галоп, стремясь как можно быстрее преодолеть первые километры. Где-то через полчаса они перешли на широкую рысь, а еще через час, спасая взмыленных коней, — на шаг. Никаких стоянок, никаких путников заметить на реке не удалось. Теперь стало окончательно ясно, что великого Раджафа они потеряли.

— Двадцать второй день ныне, — с тоской вздохнул купец. — Давно вернуться должны были, а еще и догнать не успели. Интересно, это сколько же мы отмахали?

— Если в верстах, то тысячи полторы, — ответил Олег.

— Полторы?! — охнул Любовод. — Полторы тысячи верст, а конца и края еще и не видно! А коли от Новгорода считать, то, верно, тысячи четыре будет?

— Если по прямой, то немного меньше… Наверное, — пожал плечами ведун. — Если же проезжими путями, то раза в три больше получится.

— Четыре, четыре, четыре, — сложил пальцы купец и отмахнулся: — А, все едино никто не поверит. Чего делать-то станем, колдун? Как архаровца этого искать?

— По следам.

— Дык, уж который день следов этих не видывали! Затоптаны вконец.

— Значит, пойдем по тем следам, что видны, — невозмутимо ответил ведун. — А там спросим. Глядишь, и услышим чего интересного. Выбирай.

— Чего?

— След выбирай.

— А какой?

— Какая разница? — хмыкнул Олег. — Любой. Наудачу.

— Ну, — сбив на лоб шапку, зачесал в затылке купец. — Ну коли наудачу… Тогда вот этот, — ткнул он пальцем вниз. — Этот вроде пошире иных будет.

— Этот так этот, — согласился ведун, и всадники снова перешли на рысь.

Санный след тянулся вниз по реке примерно с версту, после чего вдруг повернул на узкую протоку, по которой всадники едва протиснулись втроем. После ледяного простора, по которому они мчались несколько дней, здесь, между осинами и когтистыми кустами шиповника показалось тесно, как в сундуке. Километра через три они, правда, привыкли, вытянулись в цепочку — и тут след повернул на ручей всего в сажень шириной.

— Еще чуток, и у него сани застрянут, — недовольно буркнул купец.

След, словно услышав предупреждение, выскочил на пологий бережок, поструился между соснами, свернул к ивовым кустам, пробил через них проход — именно пробил, по сторонам валялись сломанные ветки, — и выскочил на длинную прогалину, вытянутую в северном направлении, похожую на вырубку под линию электропередач. Ширины в ней было метров сто, может, чуть больше, а вот длина уходила куда-то за горизонт. На краю прогалины стояли несколько чумов. Два из них были крыты шкурами и имели наверху, сбоку от острой макушки, продых, из которого вился серый дымок, а три — крыты берестой и лыком, и никаких дымоходов у них не предусматривалось. Еще перед юртами стояла небольшая жердяная постройка с двускатной крышей, тремя стенами — но без окон и дверей. В центре виднелся очаг с черным котлом над ним, а также полочка, на которой аккуратными кучками лежали мелкие птичьи кости, пучки перьев и малопонятные овальные предметы: деревянная окантовка, внутри несимметрично натянуты нити в форме редкой паутины, а на паутине тут и там болтались одиночные перья. В общем, то ли святилище, то ли кухня, то ли свалка для ненужного барахла. На шум из обоих крытых чумов выглянули плосколицые женщины с большими глазами. Черные волосы были заплетены в длинные косы, в которые для красоты добавлялись разноцветные атласные ленточки и птичьи перья. Одеты они были в длинные суконные халаты, расшитые красными и зелеными крестиками, увешанные бисерными кисточками, меховой бахромой и меховыми же вставками на плечах, груди, на поясе. Третьим наружу высунулся мужчина, гортанно рыкнул. Женщины тут же синхронно вздернули платки, закрывая лица, юркнули обратно за пологи жилищ.

— Урсула, — тихо предупредил Олег, — забери лошадей да отъедь в сторонку. Какие-то обычаи тут с женщинами непонятные. Как бы на скандал не напороться. Любовод, у нас в сумках подарки какие-нибудь найдутся?

— Не знаю… Ремень есть, с медными накладками. Среди раджафовского добра валялся.

— Прихвати. Может, и пригодится.

Они спешились, отпустили подпруги, перебросили поводья девушке. Невольница поворотила коня, поехала обратно к ивовым зарослям.

— Мир вам, добрые люди, — вышел из чума хозяин, с достоинством поклонился.

Он был удивительно похож на своих женщин. Почти такая же суконная одежда — правда, у мужчины на халате имелся меховой капюшон, а животик его поддерживался широким ремнем с двумя ножами разного размера и тремя кожаными мешочками. Такое же плоское лицо, узкий нос с вогнутой переносицей, черные глаза, черные же прямые волосы. Хотя, разумеется, никаких косичек хозяин стойбища не носил.