Гени ответил, что нет, сам он не слышал, потому что ему велено было ждать снаружи, но ему передали, о чём идёт речь, и если ему будет позволено, он бы хотел кое-что сказать по этому вопросу. Он, дескать, только что поклялся на распятии, все это могли видеть, а христианская клятва ведь не сочетается с тем мнением, что его душа отдана чёрту, либо то, либо другое. Общеизвестно, что сатану в первую очередь отпугивают освящённые предметы, и если ему, Гени, сейчас кто-нибудь принесёт из церкви чашку святой воды, он охотно опустит руку в эту воду или выльет её себе на голову, чтобы окончательно доказать, что у него нет ничего общего с преисподней.

Складывалось впечатление, что доктор-юрист был рад наконец-то иметь дело с разумным человеком, с которым можно и подискутировать. Или, может, так казалось оттого, что он теперь был сыт и потому не так нетерпелив. Он ответил Гени, что и целая бочка святой воды не была бы для суда окончательным доказательством, ведь известно, что чёрт – старая змея, мастерский обманщик, умеющий изобразить что угодно. А чем ещё, помимо чёрта, Гени может объяснить тот факт, что он тогда не умер от сломанной ноги, а выглядит теперь очень даже здоровым, тогда как люди, кое-что понимающие в таких вещах, например близнецы Итен, говорят, что тут не обошлось без сверхъестественной помощи.

Гени ответил, что он не может судить, в какой степени близнецы разбираются в медицине, он этот предмет не изучал, равно как, по его сведениям, и эти двое, которые скорее окуриватели коров, чем лекари. Но в одном пункте он с ними согласен: вполне возможно и даже вероятно, что он в своей болезни изведал сверхъестественную помощь, но она пришла не от чёрта, а с другой стороны. Ради его исцеления тогда был прочитан Отченаш столько раз, что ангелы каждый день приносили к ногам Спасителя по целому мешку этих молитв, и учёный господин наверняка того же мнения, что человека можно отмолить от болезни, по крайней мере, во всех проповедях об этом говорится. Кроме того, отрезанная нога – это ведь не что иное, как отпиленная с дерева большая ветка, а открытое место на стволе тоже заливают смолой, чтобы ствол не начал гнить.

Судья кивнул, и это показалось мне хорошим знаком, но окончательно он не был убеждён и сказал, что аргументы, которые привёл Гени, неглупые, но на столе лежит и другое высказывание, от свидетеля, который, по его словам, видел чёрта собственными глазами. Он приказал писарю зачитать вслух слово в слово сказанное Кари Рогенмозером, и Гени выслушал это с серьёзным лицом, тогда как Полубородый опять улыбался. К счастью, по нему никто этого не заметил, иначе сказали бы, что это сатанинская ухмылка.

И что он скажет на это свидетельское показание, спросил судья, и Гени ответил, что у него к этой истории есть два замечания. Первое касается посыльного, которого отправил Полубородый: то был его брат Евсебий, и никакого зелёного свечения от него никогда не исходило. Напротив, он из своего опыта может утверждать, что это был не гомункул, а самый обыкновенный мальчик, которому он, Гени, раньше часто вытирал задницу, и если от Евсебия чем и воняло, так то был не серный запах, а несколько другой, знакомый каждому, у кого были маленькие дети. Среди зрителей опять прошёл шумок, но на сей раз это был смех, и Кэттерли мне сказала, что Гени сейчас даёт суду ложные показания, потому что его брат был вовсе не мальчик, а девочка. Ей эта шутка показалась такой смешной, что она зажала рот кулаком, чтобы не рассмеяться.

Гени выждал, когда шум стихнет, и потом сказал, что второе свидетельство может опровергнуть ещё легче. Увидеть кого-нибудь парящим в дыме над берёзовым дёгтем совсем не сложно. Если дать человеку выпить кружку водки, он будет готов в каждом углу видеть чёрта, или василиска, или птицу Феникса, чего пожелаете.

С галереи этого было не разглядеть, но мне показалось, что судья улыбнулся, услышав слова Гени. Он сказал, что понял, на что намекает Гени, но тем не менее свидетельство есть свидетельство, с водкой или без, и его служебный долг состоит во взвешивании всего, что было сказано на процессе. Собственно, сказал он, сейчас было бы самое время выслушать самого обвиняемого, но день был длинным, дорога сюда утомительной, поэтому он предлагает перенести слушание на завтра. Он надеется, что господин фогт согласится с этим. На самом деле это был не вопрос; все заметили, что фогт мог только согласно кивать на всё, чего хотел посланник епископа. А тот и не ждал ответа, он встал и пошёл к двери, так что фогту оставалось только плестись за ним следом, а остальные примкнули как к шествию.

Когда стражники уводили Полубородого на цепи, со стороны зрителей слышался такой звук, как от хищника, у которого отняли его добычу. Люди были недовольны переносом процесса, им, наверное, было, как если бы Чёртова Аннели прервала свой рассказ на самом интересном месте и они так и не узнали, то ли герой попадёт в ад, то ли в последнее мгновение всё же будет спасён. Многие, особенно те, кому досталось стоять в первых рядах, вообще не хотели уходить, и приспешникам фогта пришлось выгонять их из зала пиками.

Я хотел сказать Кэттерли, что не так уж и утомительна была для судьи дорога сюда, разве что для его носильщиков, но она дала понять жестом, что надо поторопиться. И действительно, ведь нам следовало прийти домой раньше Штоффеля, чтобы он не заметил, что нас не было дома целый день.

На обратном пути мы могли обойти башню Хюсли более коротким путём и легко пересекли площадь. Людей было меньше, чем утром, или они толпились уже в другом месте; в центральных переулках всё ещё было шумно, и нам встречалось много пьяных. Но я не знаю, видели все они чёрта или нет.

Дома я чуть не забыл переодеться в свои вещи, настолько привык к девчачьей юбке. Потом оказалось, что мы могли и не торопиться домой, потому что Штоффель вернулся много позже. Кэттерли перед этим помогла мне прибрать кузницу, и мы сделали игру из того, кто вспомнит больше имён чёрта: Антихрист, Асмодей, Нечистый, Люцифер, Сатана, Вельзевул, наверняка есть и ещё много, но мы не вспомнили. Кэттерли считает, что имён у него так много потому, что