– Я знаю, почему супружница управляющего назвала его родителей идиотами, – заявил, ставя размашистую роспись на приказе, Смагин. – У нее папа в Высшей квалификационной коллегии судей. А мама бывший кандидат медицинских наук.

– Что значит – «бывший»? – не понял Кряжин. – Как можно быть бывшим кандидатом наук?

– Я предупреждал тебя о Гаенко в самом начале, помнишь? Его папа – член ВКК. А ВКК состоит из восемнадцати судей, десяти представителей общественности, назначенных Советом Федерации, и одного представителя Президента.

– Я знаю состав ВКК, – успокоил пыл начальника Кряжин. – И знаю еще одно. Папы жены Гаенко, урожденной Кинереш, среди судей этого состава коллегии нет. И представитель Президента в ВКК тоже, слава богу, не Кинереш. Значит, от общественности. – И напомнил: – Так я не понял, почему мама жены Гаенко бывший кандидат наук.

Смагин, у которого помимо подписания приказа о командировке было еще дел невпроворот, потер лоб, размышляя, как избавиться от Кряжина, и, не придумав, пустился в объяснения. Оказывается, в начале восьмидесятых теща Игоря Викторовича, нынешнего управляющего казино, вдруг закончила ординатуру. Вдруг – потому что до этого она работала медсестрой в Кимрах и в медицинском не училась. Равно как и не познавала биологию и химию в ординатуре. Однако после переезда с мужем в столицу ей удалось открыть медицинский центр красоты, и среди других документов, необходимых для регистрации предприятия, обнаружились злосчастные корочки кандидата наук. Сами по себе они были излишни, поскольку для регистрации хватало и медицинского образования. Но женщины, даже кандидаты наук, – создания непредсказуемые. Вложила в пакет документов все, что имела. А в Регистрационной палате на линии врачевания и прочих социальных услуг сидел некто, кто знал кандидата лично, и не с самой лучшей стороны. Так произошло разоблачение, но в силу ответственного поста мужа кандидата проблему замяли.

Но Смагин не понимает, зачем это может понадобиться Кряжину в деле.

– Черт его знает, – поморщился Кряжин, – к кому еще ехать придется. Так хоть знать, где чаем напоят, а у кого в гостях на вешалке из куртки удостоверение вынут. Словом, это наследственное, да?

– Что наследственное? – не понял начальник управления.

– Ладно, это я так. Рабочая версия.

Через четыре часа сборов и поездки Кряжин, Сидельников и Полянский вышли из автобуса возле скромного автовокзала, над которым висела еще более скромная вывеска: «Апрелевка». Через тридцать секунд у них хотел проверить документы небритый старшина милиции, еще через минуту кудлатая собака попыталась цапнуть Полянского за штанину, а через три подошел пьяный мужик с ключами и сказал, что за сотню готов увезти всех троих куда угодно.

– Славное местечко, – прогудел Сидельников, высыпая в карман только что купленный у привокзальной бабки стакан семечек. Он где-то вычитал, что сигареты забивают трахеи смолой (ранее он этого не знал), и теперь, чтобы избавиться от дурной привычки курить, грыз семечки столь остервенело, что Кряжин посоветовал ему начать курить, дабы избавиться от дурной привычки беспрестанно шевелить влажными губами.

Кряжин понял, что совершил ошибку. Есть на карте страны места, где профессиональная логика следователя губит его самого. Он повез бригаду в Апрелевку на автобусе, справедливо полагая, что с приезжими, передвигающимися пешим ходом, люди будут более откровенны, нежели с теми, кто разъезжает по их улицам на авто. Всем не объяснишь, что ты – добрый, а люди рядом с тобой – носители справедливости и света. К чужакам на машинах в пригородах столицы, по мнению Кряжина – и он уже не единожды в этом убеждался, – относятся как к ментам или как к бандитам. То есть одинаково подозрительно и недоверчиво.

В любом случае в каждом населенном пункте, будь он cамым захудалым, всегда найдется и милиция, и прокуратура, а значит, найдется и транспорт. Апрелевка – не самое первобытное место на территории страны – так казалось и думалось изначально, однако сейчас советник вынужден был признать, что совершил ошибку. Но он еще не догадывался, насколько серьезную.

– Тут милиция где-нибудь есть? – спросил Кряжин у пьяного мужика, который шел за ними и не отставал даже после категорического отказа. Вообще-то хотелось бы знать, где находится прокуратура, однако, взглянув на улицу, по которой прокатилось заиндевевшее перекати-поле, вопрос он переиначил на более понятный.

– Тридцатка, – кажется, тот знал, где милиция.

Кряжин посмотрел на него еще раз. Таксист продолжал молчаливо, но настойчиво предлагать свои услуги, и вид его, сомнительный даже для периферии, особых надежд не внушал. Окинув взглядом пустующий вокзал, Кряжин почувствовал щемящее чувство тоски. Ситуация напоминала ему далекий двухтысячный, когда приехал в командировку в Бурятию и, отказавшись ехать на строительном кране, просидел на вокзале девять часов.

Идти пешком неизвестно куда не хотелось, а волнообразная дорога и наступающие сумерки могли усложнить задачу до максимума.

– Ты аккуратно ездишь? Даже в том состоянии, в котором сейчас пребываешь? – Чувствуя, что утешает сам себя, с еще большей тоской добавил: – Я где-то слышал, что некоторые водители пьяными ездят лучше, чем трезвые.

– Это я, – признался мужик и зазывающе тряхнул ключами.

Доехали они только до улицы Пионерской. Так, во всяком случае, было написано на заборе одного из домов, который к машине был ближе, а потому различался в темноте. Не справившись с управлением, апрелевский частник снес знак со странным, не описанным в ПДД символом – «очки с нарисованными внутри них глазами» – и съехал в кювет.

Получив в ухо от перепуганного до смерти Сидельникова, водитель поучаствовал в подъеме «Москвича» на проезжую часть и милостиво позволил довезти себя до райотдела. Там получил пятьдесят рублей и был сдан на руки дежурному по отделу. Через десять минут, получив от водителя все те же пятьдесят рублей, дежурный мужика отпустил, и последний снова убыл на вокзал – через полчаса должен был прийти автобус из Подольска.

– Куда мы попали? – ужаснулся Полянский, на глазах которого происходили последние события.

– В Апрелевку в январе, – объяснил Кряжин и подозвал дежурного. – Скажи, милейший, а есть ли в этом невероятно самобытном населенном пункте какая-нибудь конторка типа прокуратуры?

Дежурный капитан вытер о чистый протокол объяснения руки от селедки, которую тоскливо поедал ввиду полного отсутствия происшествий, и показал куда-то в оконную тьму:

– Там. Километрах в пяти.

– Уж больно нелюбезен ты с Генеральной прокуратурой, – нехорошо улыбнулся советник.

– А что вы мне сделаете? – полюбопытствовал капитан, и взор его был ясен, как утреннее небо. – В захолустье служить отправите?

Но, разглядев во взгляде незнакомца уж слишком нехороший огонек, смирился:

– Ладно, поедем, довезу.

К величайшему изумлению всех троих, он вышел вместе с ними из отдела, запер его дверь и направился к видавшему виды «уазику».