Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прибыв в Рим, горе-флотоводцы доложили обо всем сенату, и «отцы отечества» были вынуждены отказаться от дальнейшей борьбы за господство на море. За короткий срок римский флот понес поистине катастрофические потери, а для снаряжения новых кораблей у сенаторов не было ни средств, ни желания. Военные действия перемещались на сушу, поэтому было спущено на воду лишь 60 транспортных судов, которые должны были доставлять припасы для действующих на Сицилии армий (Polyb. I, 39). Павел Орозий очень емко и точно прокомментировал сложившееся положение дел: «На некоторое время чрезмерность несчастий победила у римлян нечестивую жадность: ибо патриции, которым уже пристыло мореплавание, решают, что для защиты Италии следует иметь флот не более чем из шестидесяти кораблей; однако, подталкиваемые необузданной жадностью, они тут же нарушили это постановление» (IV, 9, 12). Флавий Евтропий солидарен с Павлом Орозием. По его мнению, именно регулярная гибель огромного количества кораблей во время буйства стихий послужила причиной отказа сенаторов от морской войны: «Так как непрерывные бедствия были неприятны римлянам, сенат постановил уклоняться от морских сражений, а уцелевшие шестьдесят кораблей оставить для защиты Италии» (II, 23). Так карфагеняне без особых усилий со своей стороны завоевали господство на море.
Именно к этому периоду противостояния относится рассказ Аппиана о том, как карфагеняне попытались занять денег у Птолемея Филадельфа, и неудачной попытке египетского царя помирить враждующие стороны: «Когда и римляне, и карфагеняне стали нуждаться в деньгах, то первые, истощенные военными расходами, не стали больше снаряжать флотов, но, набирая пешее войско, они каждый год посылали его в Ливию и Сицилию, карфагеняне же отправили посольство к Птолемею, сыну Птолемея, сына Лага, царю Египта, желая занять у него две тысячи талантов. У Птолемея же была дружба и с римлянами, и с карфагенянами, поэтому он попытался примирить их друг с другом. Потерпев неудачу, он сказал, что следует помогать друзьям против врагов, но не против друзей» (V, 1). Война на истощение сил продолжалась.
О кампании 252 года до н. э. какой-либо внятной информации нет, за исключением краткого сообщения Орозия: «Консул Котта, переправившись в Сицилию, провел на земле и на море множество битв против пунийцев и сицилийцев и оставил по всей Сицилии непогребенными груды тел как врагов, так и союзников» (IV, 9, 13). Но что это были за битвы, где противники понесли такие большие потери, мы вряд ли когда узнаем. Зато существует информация несколько иного свойства, касающаяся Гая Аврелия Котты, командующего римскими легионами на Сицилии. Речь идет о том, какие меры принимал консул для поддержания дисциплины в армии: «Аврелий Котта, когда явилась необходимость, приказал всадникам вступить в дело, но некоторые из них уклонились от исполнения приказа. Он пожаловался цензорам и добился, что на них наложили взыскание. Затем он добился указа сената, чтобы им не шло прежнее жалованье; народные трибуны внесли о том же законопроект в народное собрание, и благодаря всеобщему единодушию дисциплина была восстановлена» (Frontin. IV, I, 22). Честно говоря, данный рассказ трудно привязать к какому-либо конкретному месту действия. Впрочем, как и следующий: «Консул Котта в Сицилии наказал розгами знатного военного трибуна Валерия из рода Валериев» (Frontin. IV, I, 30). Но Фронтин порадовал и в подробностях поведал еще об одном интересном случае из полководческой карьеры Гая Аврелия Котты: «Он же, собираясь переправиться в Мессану для проведения ауспиций и поручив руководство осадой Липарских островов близкому ему по крови П. Аврелию, когда была сожжена стена и лагерь захвачен, приказал наказать Аврелия розгами, перевести в рядовые пехотинцы и заставить выполнять черную работу» (IV, I, 31). Об этом же писал и Валерий Максим: «Гай Котта наказал плетьми и поставил служить простым пехотинцем своего кровного родственника Публия Аврелия Пекуниолу, ответственного за осаду Липары, когда тот перешел в Мессану за новыми ауспициями, в результате чего лагерный вал был подожжен, а сам лагерь почти захвачен» (II, 7, 4). В лице Гая Аврелия перед нами предстает истинный римлянин той далекой эпохи, о которой так сильно сокрушались последующие поколения писателей, – не военный гений, но хороший солдат, командир, ратующий за железную дисциплину в армии и не дающий никаких поблажек своим родственникам.
Котте удалось достигнуть некоторого успеха. На Липарских островах был взят уже упоминавшийся Фронтином и Валерием Максимом город Липары, а также захвачены Фермы Гимерские, расположенные на северном берегу Сицилии. Однако данная кампания выявила и серьезные проблемы в действующей армии: «Когда среди римлян распространилась молва о том, как слоны в ливийской битве разорвали боевую линию и растоптали множество воинов, они были так напуганы, что в продолжение двух лет, следовавших за этими событиями, они у Лилибея ли то, или в окрестностях Селинунта строились в боевой порядок на расстоянии пяти-шести стадий от неприятеля и в страхе перед нападением слонов ни разу не отважились ни начать битву, ни спуститься в равнину» (Polyb. I, 39). По словам Полибия, в римских легионах царили упадок духа и уныние, поэтому в сенате стали подумывать о том, а не начать ли снова войну на море (I, 39).
IV. Море
1. Битва при Панорме. Июнь 251 г. до н. э
В 251 году до н. э. на Сицилии действовали армии консулов Луция Цецилия Метелла и Гая Фурия Пацила. Карфагенские войска на острове возглавил Гасдрубал, не исключено, что смена командующего произошла из-за неспособности его предшественника предотвратить падение Панорма. Впрочем, Гасдрубал по-прежнему оставался с армией в окрестностях Лилибея и лишь внимательно наблюдал за всеми передвижениями противника. Карфагенский военачальник знал о царивших в легионах настроениях и выжидал удобного момента, чтобы нанести по врагу разящий удар. Хотел быстро сокрушить римское господство на Сицилии и освободить остров от присутствия квиритов.