над легионами: «И вот они возлагают ведение войны на Ксантиппа, царя лакедемонян, призванного со вспомогательными частями. Ксантипп, когда провел смотр отрядов пунийцев и вывел их в поле, значительно изменив их строй к лучшему, вступил в сражение с римлянами. Огромное поражение потерпели там римляне, ибо тридцать тысяч римских воинов было уничтожено тогда в той стычке. Регул, тот славный полководец, был захвачен в плен вместе с пятью сотнями воинов и, закованный в цепи, подарил карфагенянам в десятый год Пунической войны славный триумф. Ксантипп, соучастник столь дерзновенного предприятия, побоявшись перемены ситуации, не отличавшейся стабильностью, тотчас же удалился из Африки в Грецию» (IV, 9, 2). Обратим внимание, что Ксантипп здесь называется спартанским царем, чего в действительности быть не могло. Но, с другой стороны, это косвенно указывает на то, что военачальник был знатного рода, а не простым солдатом удачи.

Сведения о римских потерях, приводимые Орозием и Евтропием, совпадают, оба историка определяют их в 30 000 человек. Но это значительно больше, чем численность всей армии Регула, обозначенная Полибием, – 12 000 пехотинцев и 500 всадников. В этом свете представляется вполне вероятным, что данные Аппиана о численности армии Регула в битве при Баграде – 30 000 воинов – не так уж и нереальны (VIII, 3). По крайней мере, это в какой-то степени подтверждается сведениями Орозия и Евтропия. Честно говоря, цифры Полибия мне представляются заниженными. В сенате не могли не понимать, насколько опасно оставлять под командованием Регула такие незначительные силы. То, что «отцы отечества» отправили в Италию большую часть флота, представляется вполне логичным. Но они не должны были сильно ослаблять сухопутную армию, поскольку речь шла о взятии Карфагена и победоносном окончании войны. Впрочем, это только предположение.

Полибий потери сторон обозначил следующим образом: «Около пятисот человек, бежавших вместе с консулом Марком, скоро попали в руки неприятелей и вместе с начальником взяты в плен. Со стороны карфагенян пало около восьмисот наемников, поставленных против левого неприятельского фланга. Из римлян спаслось около двух тысяч человек, тех самых, которые избежали опасности в то время, как неприятель преследовал остальных римлян. Все прочее войско погибло, за исключением консула Марка и бежавших вместе с ним солдат» (I, 34). За исключением разницы в цифрах, суть сообщений Полибия, Аппиана, Орозия и Евтропия совпадает.

В битве при Баграде Ксантипп проявил себя прекрасным тактиком и стратегом. Изначально навязав свою волю Регулу, он дал римлянам бой в том месте и тогда, когда это было выгодно карфагенянам. Стратегемы эллинов восторжествовали над римской военной школой. Недаром Полибий подчеркивает, что командующий получил спартанское воспитание. И пусть к этому времени Спарта обладала лишь тенью былого могущества, но древние традиции еще жили в городе. Ксантипп наглядно продемонстрировал карфагенянам, что у них есть все предпосылки для победы над Римом и что их главная беда заключается в бездарности полководцев, что Бостары и Гасдрубалы губят армию в силу своей некомпетентности. Командовать должны военные профессионалы, а не случайные люди, выбранные на ответственные посты благодаря своему богатству и положению в обществе.

Роль Ксантиппа в победе над римлянами признавали все античные авторы, это отметил и Аврелий Виктор, когда рассказывал о судьбе консула Регула: «Вскоре затем искусством наемника лакедемонянина Ксантиппа он был захвачен в плен и посажен в тюрьму» (De vir. Ill. XL, 4). Практически теми же словами выскажется и Тит Ливий: «Волею Фортуны, пожелавшей явить в Регуле сугубый образец величия, он разбит и взят в плен Ксантиппом, лакедемонским полководцем, призванным карфагенянами» (Liv. Per. 18). О судьбе Регула будет рассказано в следующей главе, а пока разберемся, что же случилось с Ксантиппом после его великой победы, поскольку на этот счет существует два прямо противоположных мнения.

* * *

О дальнейшей судьбе спартанского полководца Полибий рассказывает так: «Ксантипп, столько содействовавший восстановлению сил карфагенян, вскоре после этого отплыл домой по здравом и верном размышлении. И в самом деле, славные, необыкновенные подвиги порождают сильную неприязнь и злостные клеветы, и если туземцы благодаря многочисленным узам родства и дружбы в силах побороть эти чувства, то люди чужие скоро изнемогают в борьбе с ними и гибнут. Впрочем, об отъезде Ксантиппа существует и другой рассказ, для сообщения которого мы постараемся выбрать более подходящее место» (I, 36). Но текст Полибия, где он хотел привести альтернативную версию о дальнейшей судьбе стратега, не сохранился. Этот рассказ присутствует у Аппиана: «Для Ксантиппа его счастливая победа была началом несчастий: карфагеняне, чтобы не казалось, что столь славная победа была делом лакедемонян, сделав вид, что хотят почтить его многими дарами и отправить в Лакедемон на триэрах, поручили начальникам триэр утопить его вместе с плывшими с ним лаконцами. Таким образом он понес наказание за свой подвиг» (VIII, 4). Вот так, по мнению Аппиана, закончился жизненный путь одного из выдающихся полководцев античности.

Павел Орозий полностью солидарен с Полибием: «Ксантипп, соучастник столь дерзновенного предприятия, побоявшись перемены ситуации, не отличавшейся стабильностью, тотчас же удалился из Африки в Грецию» (IV, 9, 2). Ксантипп как человек умный понимал, что шансов на дальнейшую карьеру в Карфагене у него нет, потому что Гасдрубалы, Бостары и Гамилькары, жестоко битые римлянами на полях сражений, после того как опасность миновала, вновь приберут к своим рукам командование армией. В этом случае спартанец становился помехой, со всеми вытекающими из этого последствиями. Исходя из сложившейся ситуации, Ксантипп, как только получил вознаграждение, покинул Карфаген и уплыл в Грецию.

Версия Аппиана не выдерживает никакой критики. Во-первых, для командиров кораблей было очень проблематично расправиться с сотней вооруженных до зубов спартанцев, составлявших окружение Ксантиппа (Diod. XXIII, 16). Аппиан пишет, что кораблей было несколько, а значит и греческих наемников на них было более чем достаточно, и необязательно, что все они были выходцы из Лакедемона. Можно не сомневаться, что в случае нападения карфагенян на Ксантиппа и его людей греки поддержали бы соотечественников и дружно выбросили за борт пунийских моряков. Как и в истории с Регулом, о которой в свое время будет рассказано, здесь чувствуется страстное желание историка показать карфагенян в негативном свете – алчными и беспринципными торгашами, способными на любую подлость. Аппиан был греком из Александрии, а эллины, как известно, искренне ненавидели пунийцев, с которыми испокон веков регулярно воевали за Сицилию. Поэтому данный пассаж Аппиана в какой-то степени объясним.

В аналогичном духе выдержано и свидетельство Диодора Сицилийского (XXIII, 16). Будучи сицилийским греком, историк не симпатизирует карфагенянам, и поэтому версия о том, что Ксантиппа погубили пунийцы, для него является приоритетной. Как пишет Диодор, стратега отправили домой на ветхом корабле,