слышал о предстоящем браке между Лю и Исинем… Что последовало за его отменой?

— Есть люди, заинтересованные убрать и меня, и Ли Дэю, но они интригуют только при дворе. И наши отношения с Ли не изменились ни после смерти Лю, ни после гибели Исиня. Я бы скорее заподозрил какого-нибудь студента и личные отношения, потому что… Я говорю это только тебе и запрещаю распространять. Лю не была невинна. Возможно, это сделал Исинь, а, возможно, и не он…

Цзиньчан помрачнел, но с готовностью кивнул.

— Я понял. У меня к вам просьба. Пусть комиссия Ханьлинь объявит убийцей Му Чжанкэ. Тогда в ближайшее время убийств не будет: убийца не захочет светиться. Но ему надо организовать и пятое убийство, замаскированное под несчастный случай. Это произойдет на праздновании дня рождения Кун-цзы…

— Что? И кого ещё он собирается убить?

— Меня, разумеется. Я слишком много испортил в его плане и слишком сильно помешал ему. Не верю, что он смирится с этим…

Чжао Гуйчжэнь смерил Цзиньчана долгим взглядом и словно видел в этом юнце отражение самого себя в молодости, когда мир казался проще и прямолинейнее, когда честь и достоинство значили больше, чем золото. Он почувствовал, как к горлу подступает ком. Неужели в этом жестоком алчном мире еще остались такие души? Неужели не всё потеряно?

— И ты уверен, что справишься?

Цзиньчан пожал плечами.

— Насколько я понял этого человека, он находчив, умён и безжалостен. Но он не мечник, неловок в обращении с оружием и не очень подвижен. Я уверен, он не с факультета боевых искусств. Он или словесник, или алхимик. Я надеюсь справиться с ним. Что же, благодарю вас за откровенность и помощь, господин Чжао.

Цзиньчан поклонился и собрался идти, но Чжао Гуйчжэнь окликнул его.

— Подожди… — он протянул ему ящик, закрытый тёмной парчой. — Здесь тысяча таэлей золота. Ты не нашёл убийцу, но ты можешь обнаружить его. Потрать их на расследование. Я больше ничего не могу сделать для неё. Дух Лю всё ещё неотомщен.

Цзиньчан кивнул.

— Если я погибну, деньги будут у моего брата Юаня Байфу.

Нельзя сказать, что встреча с Чжао Гуйчжэнем порадовала Цзиньчана, но она добавила ему материала для размышления. Лю Лэвэнь кто-то соблазнил? Может ли это быть причиной её смерти? Что если соблазнитель узнал о её готовящемся браке и испугался, что его имя в этом случае неминуемо всплывёт? Но сам Цзиньчан не верил в это. Он при жизни Лю Лэвэнь видел её только издалека в ложе почётных гостей на турнире мечников. Но слова Ши, Лисинь, Сюань и Чжэнь говорили, что девица была влюблена в Исинь Чэня и хотела выйти за него замуж, но сам он был равнодушен к ней и пытался ухаживать за Ши. Значит, он не был соблазнителем Лю. Её обесчестил насильник? Но почему он оставил её в живых? Почему она не пожаловалась дяде? И почему была уверена, что её брак с Исинем вполне возможен?

Вопросы роились в голове Цзиньчана, словно потревоженные осы. Картина вырисовывалась смутная, полная противоречий и недомолвок. Если это не страсть и не насилие, то что? Месть? Но кому могла перейти дорогу юная девушка? Ни одна версия не казалась достаточно убедительной, чтобы объяснить её столь жестокую смерть. Необходимо было копать глубже, искать скрытые мотивы, тайные связи. Опросить прислугу, торговцев, соперниц — всех, кто мог хоть что-то знать о жизни и окружении Лю Лэвэнь. Каждый обронённый взгляд, каждое небрежное слово могло стать ключом к разгадке этой мрачной тайны, но с учетом того, что ему было предписано держать язык за зубами, многие вопросы были обречены навсегда остаться вопросами.

Однако было и то, что ничего не мешало понять и осмыслить. Это была его собственная странная связь с человеком, к которому он успел привязаться и которого полюбил. Его брат и его друг. События последних месяцев закружили его и Юаня в водовороте происшествий и интриг, и он откладывал размышления, отодвигал в дальний угол сознания то, что надо было осмыслить давным-давно. Он крикнул Бяньфу.

Тот тут же показался с кухни, где явно жарил пирожки.

— Заканчивай там и иди сюда.

Через считанные минуты Бяньфу, на ходу вытирая руки, появился в комнате Цзиньчана.

— Что случилось?

— Ничего. Ты видишь этот ящик? — Цзиньчан указал на сундук с таэлями Чжао Гуйчжэня. — Подними его.

Бяньфу молча подчинился.

— Он тяжелый?

— На дань[1] не тянет, сорок цзиней…

— Повернись ко мне и держи его на вытянутых руках, — приказал Цзиньчан.

Потом он подошел к Бяньфу и сам взялся за сундук с другой стороны.

— А теперь?

— Он стал легче. Я его почти не чувствую.

— По идее, если я берусь с другого края, вес для тебя должен уменьшиться вдвое. Его вес двадцать цзиней?

Бяньфу покачал головой.

— Его вес как чан с пирожками. Три цзиня.

— Так. С покойником было то же самое?

— С Му Чжанкэ? Да! Мне показалось, что ты просто снял груз с моих плеч.

— Я всего лишь взял его за ноги. Ладно. Загляни в сундук.

Бяньфу молча повиновался и ахнул.

— Это… Это… Откуда столько золота?

— Дал Чжао Гуйчжэнь на расследование смерти племянницы. Я буду брать оттуда по мере надобности, но храниться он должен у тебя. Случись что со мной — ты мой наследник.

— Ты с ума сошел? Что я могу расследовать? И с чего ты взял…Или ты думаешь о мести убийцы?

— Я много о чём думаю, но сейчас хочу разобраться в том, что надо было понять давным-давно. Баоцан. Он веками хранился в вашей семье. Открыть его смог я. Мы дальние родственники, и почему-то не можем сражаться друг с другом, однако уменьшаем вес любого предмета вдвое, едва беремся за него. Разве это не странно?

— Странно, я всегда так думал. И тогда в пещере этот шарик мне здорово мозги перевернул…

— Я медитировал с одним шариком и с двумя, но мне не приходило в голову попробовать сделать это вдвоём.

Бяньфу только пожал плечами.

— Давай, но я не особо склонен к медитации.

— Неважно. Садись на циновку.

Цзиньчан вынул шарики из шкатулки, заставил Бяньфу взять их, и начать думать о преступлении. Сам сел напротив, соединил свои ладони с руками Бяньфу и погрузился в медитацию. Свет свечи медленно угасал в его сознании. Тепло Цзиньчана потекло по венам Бяньфу. Шарики в его руках, гладкие и прохладные, словно капли росы на рассвете, начали пульсировать в унисон с его учащенным сердцебиением. Он закрыл глаза, позволяя разуму скользить по лабиринтам воспоминаний, отыскивая ту