— Не идеализируй его, — сказала Джеки. — Ангелов не бывает, особенно среди мужчин. — День клонился к закату, а она все еще была в одежде, в которой ходила на работу: в простом черном платье и туфлях без каблуков.

— Знаю. Но я-то каков: добивался, чтобы он порвал со своим преданным другом с циничной политической целью, а он вел речь о том, что хорошо и что плохо.

— А как Верина?

— Ты бы только видела ее в том пальто с черным меховым воротником.

— Ты приглашал ее пойти куда-нибудь?

— Мы поужинали в ресторане. — Он не поцеловал ее на прощанье.

Вдруг ни с того ни с сего Джеки сказала:

— Мне нравится эта Мария Саммерс.

Джордж удивился:

— Откуда ты ее знаешь?

— Она член нашего клуба. — Джеки была старшей в группе цветных работников в университетском женском клубе. — У нас не так много темнокожих членов, и, конечно, мы разговорились. Она сказала, что работает в Белом доме, а я рассказала о тебе, вот так я узнала, что вы знакомы. У нее хорошая семья.

Джордж был сражен наповал.

— А это откуда тебе известно?

— Она пригласила в клуб своих родителей на ленч. Ее отец — известный юрист в Чикаго. Он знаком с мэром Дэйли.

— Ты знаешь о ней больше, чем я.

— Женщины умеют слушать, а мужчины только говорят.

— Мария мне тоже нравится.

— Это хорошо. — Джеки сдвинула брови, вспомнив, о чем они говорили вначале. — Что сказал Бобби Кеннеди, когда ты вернулся из Атланты?

— Он собирается дать санкцию на прослушивание телефонных разговоров Левисона. Это значит, что ФБР будет перехватывать некоторые телефонные звонки доктора Кинга.

— Насколько это целесообразно? Все, что делает Кинг, предназначается для широкой огласки.

Они смогут заранее знать, что собирается делать Кинг. И тогда они будут предупреждать сторонников сегрегации, которые смогут загодя намечать действия с целью сорвать Планы Кинга.

— Это плохо, но не смертельно.

— Я мог бы предупредить Кинга, что его телефонные разговоры прослушиваются. Сказать Верине, чтобы она посоветовала Кингу быть осторожнее при разговоре по телефону с Левисоном.

— Тогда ты обманешь доверие своих коллег по работе.

— Как раз это и беспокоит меня.

— Откровенно говоря, тебе, вероятно, придется уволиться.

— Конечно. Потому что я буду чувствовать себя предателем.

— Кроме того, они постараются выяснить, кто предупредил Кинга, и обнаружат, что изменник — один негр, сидящий в их комнате, то есть ты.

— А может быть, мне все-таки сделать это, если это правое дело? Если ты уйдешь, Джордж, в ближайшем окружении Бобби Кеннеди не останется ни одного чернокожего.

— Я знал, что ты скажешь: останься и держи язык за зубами; Я знаю, это не просто, но думаю, так будет лучше.

— И я тоже, — сказал Джордж.

— Ты живешь в изумительном доме, — сказала Бип Дьюар Дейву Уильямсу.

Дейву было тринадцать лет, и, сколько он помнил себя, он жил здесь и никогда, в сущности, не обращал внимания на свой дом. Он посмотрел на кирпичный фасад, обращенный в сторону сада, с ровными рядами окон в георгианском стиле. Изумительном? — не поверил Дейв.

— Он такой старый.

— Кажется, восемнадцатый век. Значит, ему всего около двухсот лет.

— Всего! — засмеялась она. — В Сан-Франциско нет ни одного строения, которому было бы двести лет.

Дом стоял в Лондоне на Грейт-Питер-стрит, в двух минутах ходьбы от парламента. Большинство домов в микрорайоне были построены в XVIII веке, и Дейв имел смутное представление, что они предназначались для членов парламента и пэров, которые заседали в палате общин и палате лордов. Отец Дейва, Ллойд Уильямс, был членом парламента.

— Ты куришь сигареты? — спросила Бип, доставая пачку.

— Только когда подвернется случай.

Она дала ему сигарету, и они вдвоем закурили.

Урсуле Дьюар, которую называли Бип, было тоже тринадцать лет, но она казалась старше Дейва. Она носила модную американскую одежду, облегающие свитеры и узкие джинсы и ботинки. Она хвасталась, что умеет водить машину. Она говорила, что британское радио скучное — всего три станции, рок-н-ролл не транслируют и передачи заканчиваются в полночь! Когда она заметила, что Дейв смотрит на небольшие выпуклости от грудей спереди на ее черной водолазке, она даже не смутилась, а только улыбнулась. Но она ни разу не позволила ему поцеловать ее.

А если бы и позволила, то она не была бы первой девушкой, с кем он целовался. Ему хотелось, чтобы она знала об этом и не думала, что он неопытный. Она стала бы третьей, включая Линду Робертсон, которая, правда, не ответила на его поцелуй. Самое главное, он знал, что надо делать.

Но с Бип ничего не получалось — пока.

Он уже близко подошел к этому. Однажды он осторожно обнял ее за плечи на заднем сиденье «хамбер-хоука» ее отца, но она отвернулась и стала смотреть на освещенные улицы. Она не хихикала, когда он щекотал ее. Они танцевали под джазовую музыку, включив проигрыватель в спальне его пятнадцатилетней сестры Иви, но Бип отказалась танцевать, когда Дейв поставил медленную мелодию Элвиса «Тебе сегодня грустно одной?».

И все же он не терял надежды. К сожалению, сейчас, в этот зимний день, когда они стояли в небольшом саду, момент был неподходящим. Бип обхватила себя за плечи, чтобы согреться, а лучшая одежда, надетая по семейному торжественному случаю, стесняла движения. Но несколько позже должен состояться прием. В сумочке у Бип лежала четвертинка водки. Ее можно будет долить в прохладительные напитки, которые им подадут, а их родители в это время будут лицемерно пить виски и джин. И тогда всякое может случиться. Он посмотрел на ее алые губы, между которыми была зажата сигарета «Честерфилд», и вожделенно представил, как это произойдет.

Из дома донесся голос его матери с американским акцентом:

— Возвращайтесь, дети, мы уходим.

Они бросили сигареты в цветочную клумбу и вошли в дом Обе семьи собрались в передней. Бабушке Дейва Этель Леквиз предстояло быть «представленной» палате лордов. Это означало, что она станет баронессой и к ней будут обращаться «леди Леквиз», она также будет заседать в высшей палате парламента от лейбористской партии. Родители Дейва Ллойд и Дейзи ждали с его сестрой Иви и молодым другом семьи Джаспером Мюрреем. Здесь также находились фронтовые друзья Дьюары. Вуди Дьюара направили в Лондон фотокорреспондентом на год, и он привез с собой жену Беллу и детей Камерона и Бип. Все американцы были в восторге от пантомимы британской общественной жизни, поэтому они принимали участие в торжествах. Большой компанией все вышли из дома и направились на Парламентскую площадь.