— Да.

— Ну ясно…

Я почувствовал, что теперь моя очередь поддержать разговор.

— А вы не знаете, где именно, в каком месте граф Map развернул штандарт в 1715 году?

Шотландец молча дымил, как бы раздумывая, стоит ли делиться со мной столь важными сведениями. Затем ткнул своей трубкой:

— Вы, небось, из «Герба Инверколда»?

— Да, я остановился там.

— Ну, значит, вы будете спать на том самом месте… Да, граф Map был великим человеком, и шестого сентября он развернул знамя короля Якова.

Он выпустил еще одно облачко ужасного дыма.

— А в вашем городе сохранились какие-нибудь истории о тех событиях?

Снова задумчивая пауза.

— Да нет, я вроде бы ничего такого не слышал… Сейчас уже об этом не шибко вспоминают! Хотя…

Тут он замолчал и вновь выпустил клуб дыма.

— Помню, когда я был совсем еще мальцом…

Новые клубы дыма — пф-пф!

— Я знавал одного старика из Керкмайкла… так тот, бывало, рта не раскроет, чтоб не рассказать какую-нибудь историю.

Пф!

— Как-то раз я слышал от него…

Пф!

— Что…

Пф!

— Когда граф Map разворачивал штандарт, с его верхушки сорвался медный шарик и упал на землю. Народ ужасно обеспокоился, и кое-кто из горцев раздумал участвовать в восстании. По правде говоря, многие кланы тогда развернулись и потопали домой. Спрашиваете, почему? Потому что это было дурное предзнаменование… Коли этакое случается в самом начале, то удачи не жди. Так оно все и вышло — да вы сами можете почитать в исторических книжках.

Он как бы нехотя выуживал эту историю из памяти и на своем тягучем и рокочущем шотландском диалекте пересказывал мне. Я узнал, что штандарт, который развернули от имени сына Джеймса II, был голубого цвета; на одной его стороне красовался герб Шотландии, на другой — традиционный чертополох. Поделившись этими сведениями, мужчина пожелал мне спокойной ночи и решительно зашагал прочь…

5

«Королева Анна умерла!»

Почему это простое утверждение, констатация очевидного факта, и в наши дни воспринимается как роковая фраза? Не раз мы видели на сцене мюзик-холла, как после подобных ключевых слов рушились династии. Объяви, например, актер «Король Карл умер» или «Королева Елизавета умерла», это не вызовет особого ажиотажа в зале. И в то же время обыденная фраза «Королева Анна умерла» неизменно производит в сознании англичанина эффект разорвавшейся бомбы. И только здесь, в Бреймаре, до меня дошло, что, очевидно, эти слова являются последним отзвуком тех политических бурь, которые прокатились по Англии и Шотландии в связи с кончиной упомянутой монархини. Смерть ее была неожиданной и неуместной — ведь незадолго до того личный врач королевы уверил и вигов, и тори, что она вполне успешно проживет еще «шесть с половиной лет». И вдруг такой афронт! Немедленно встал вопрос о наследнике, и вся страна поделилась на два лагеря. Одни поддерживали притязания Джеймса, брата королевы, вошедшего в историю под именем Старшего Претендента. Другие же ссылались на «Акт о престолонаследии», согласно которому корона должна была перейти к ганноверскому курфюрсту Георгу I, протестанту по вероисповеданию. Это было время самых фантастических слухов и бесконечных тайных совещаний за закрытыми дверьми. В крохотный жалкий двор Стюартов в Сен-Жермене то и дело прибывали нарочные из Шотландии. Небольшой, но вульгарный в своей пышности двор Ганноверов в Герренхаузене тоже находился в нетерпении: сводки о здоровье королевы Анны изучали с тем же напряженным вниманием, с каким фондовая биржа ждет смерти известного миллионера. «Не сомневаюсь, — писал Джеймс Анне, — что Вы предпочтете своего единокровного брата этому ганноверскому герцогу, самому далекому из всех наших родственников». Со своей стороны двор в Герренхаузене настаивал, что было бы правильно отдать место в палате лордов Георгу. Анна, которая испытывала отвращение к ставленнику королевы Елизаветы, заявила, что «для нее пригласить ганноверца — это все равно, что поставить перед своими глазами гроб». Узнав об этом, Стюарт возликовал. В лондонских кофейнях рассказывали, будто Джеймс якобы инкогнито прибыл во дворец Сент-Джеймс и провел тайные переговоры с королевой, своей единоутробной сестрой. Увы, жизнь опровергла надежды якобитов. Воскресным утром в августе 1714 года прозвучала сакраментальная фраза: «Королева Анна умерла!» Это сообщение захватило врасплох сторонников Джеймса из числа тори. Пока они раздумывали и колебались, виги-протестанты начали действовать. Не прошло и нескольких часов, как они отправили гонца в Ганновер с посланием, которое начиналось словами «Всемилостивейший государь…» Георг также подписывал ответные депеши «Георгиус Рекс». Тем временем в Бар-ле-Дюке молодой меланхоличный Стюарт — который еще в тринадцатилетнем возрасте был провозглашен в Сен-Жермене королем Англии, Шотландии и Ирландии, — разразился своей первой прокламацией. В ней он жаловался и тоном обиженного специалиста по генеалогии отмечал, что Георг отнюдь не является прямым потомком английских королей: длинная очередь из пятидесяти кандидатов стоит между троном и «этим узурпатором, не ведающим нашего языка, наших законов и конституции».

И все же, думается, англичанам здорово повезло, что и восстание 1715 года, и эскапада Красавца Принца Чарли в 1745 году потерпели неудачу. Против Стюартов был их злой рок и бездарный генералитет, осуществлявший руководство военными операциями. Кто знает, что стало бы со страной в противном случае… Вот что пишет по этому поводу в своей «Истории Англии» Дж. М. Тревельян: «Англия волей-неволей оказалась бы в руках кучки ирландских и шотландских авантюристов, чуждых ей по духу и ничего не ведавших об ее нуждах. Страной правил бы принц, окончивший свою жизнь столь же постыдно, сколь доблестно и блистательно он ее начал. Очень скоро нас могли бы втянуть в новый цикл гражданских войн, которые самым губительным образом сказались бы как на уровне промышленности и цивилизации внутри страны, так и на развитии заморской торговли. Сама идея Британской империи оказалась бы под угрозой! Точные прогнозы делать не берусь, но практически уверен, что последствия coup d'etat[28]устроенного дикими горцами в Лондоне, выглядели бы трагическими и абсурдными для нашей страны». Что ж, это позиция беспристрастного ученого, но, наверное, в душе каждого из нас живет якобит! Трезвый ум может сопротивляться самой идее мятежа, но как же трепещет при этом сердце. Боюсь, что в нынешние дни всеобщей религиозной индифферентности нам трудно понять мысли и чувства людей того времени. Сейчас кажется совершенно невероятным, чтобы кто-то — не важно, протестант или католик — захотел поддержать маленького неприглядного курфюрста из Германии против сына Якова II и Марии Моденской. Ведь один из них был принцем крови, а другой, по словам шотландцев, выглядел и вел себя, как «маленький немецкий князек»[29]. Впрочем, предоставим снова слово историку. «Этот человек, — писал Дж. М. Тревельян, — ни слова не знавший по-английски, с иноземными толстухами-любовницами в активе и мрачной родовой трагедией в анамнезе, не имел никакой компенсации в виде ума, щедрости или благородства души… И если якобиты не сумели справиться с подобным королем, то причина кроется лишь в одном — в блистательной принципиальности Стюартов. Эти изгнанники упорно не желали изменять своим убеждениям и, подобно Карлу II, вновь заигрывать с протестантизмом».