Тем временем празднество на улицах Бреймара набирало силу. Девушки в килтах отплясывали зажигательные флинги, и серебряные медали блестели на их бархатных жакетах, подобно начищенным пуговицам на костюмах «перламутровых короля и королевы»[37]. Седобородые старики, цветом лица напоминавшие старинное красное дерево, скинули с плеч куртки и теперь стояли, подпирая плечами вес кейбера. Молодые дюжие горцы соревновались в толкании кейбера: предварительно они крутились на месте не хуже «вертящихся дервишей» и лишь потом — набрав скорость — толкали бревно (между прочим, при вращении становилось видно, что под килтами на них надеты короткие клетчатые штаны; говорю это специально, дабы успокоить щепетильных английских дам, поскольку знаю, что данная тема активно дискутируется за границей!). Попадались в толпе и волынщики. Одни из них расхаживали взад и вперед, извлекая из своих инструментов те самые звуки, которые вызвали стойкое отвращение у сэра Джона Kappa. Другие стояли на месте, отбивая ритм ногой в шотландском башмаке и оглашая окрестные холмы дикими и печальными мелодиями пиброха.

Внезапно все стихло — это гонец принес известие о том, что королевское семейство выехало из Балморала. Кланы Мэйфера и Белгравии с надеждой встрепенулись на складных стульях. На холмах обозначилось движение, раздались пробные звуки волынок. Наконец показался королевский кортеж: в глазах рябило от королевских тартан Стюартов, последовали поклоны, королевскую чету в окружении придворных проводили в деревенскую беседку, где они должны были принимать приветствия кланов. Это величайший миг для всего Бреймарского собрания. Члены кланов потянулись через поле — большинство из них являлись ветеранами королевской охоты и всю свою жизнь провели на окрестных холмах. Шествие было очень красочным: гремели барабаны, развевались знамена, играли военные пиброхи. Первыми шли Стюарты из Балморала, на плечах они несли лохаберские топоры. За ними следовали Макдаффы со своими древними пиками, затем — Фаркуарсоны со сверкающими на солнце клейморами. Приближаясь к условленному месту, вожди кланов подносили к губам эфесы мечей и отдавали военный салют королевской чете.

— Равнение налево!

По этой команде десятки загорелых лиц обернулись в сторону беседки. И что это были за лица! Среди них попадались и молодые, и старые, но именно старые привлекали особое внимание, ибо так походили на лица патриархов из старинных саг. В это трудно поверить, но если бы вы оказались участником королевской охоты на оленей, то вашим слугой стал бы один из благородных стариков с львиным профилем.

Если вы прикроете глаза, то легко сможете представить себе другое — более дикое и грубое — собрание на берегах Мара. И поймете, как выглядела на Куллоденском поле пехота — та самая, которая после первого залпа отбрасывала в сторону мушкеты и с мечами в руках бросалась на вражеские штыки. А теперь мне хочется спросить: в чем же заключается урок Бреймарского собрания? Мне кажется, что урок этот (если он вообще существует) состоит в следующем: в тот миг, когда последняя колония кельтов уступила место современному миру, из нашей жизни ушло нечто героическое и благородное…

Празднество продолжалось до самой темноты. Одетые в килты члены кланов стояли у дверей своих скромных домов и наблюдали, как королевский кортеж медленно удаляется по горной дороге. Печально гудели волынки в закатных лучах. Судя по всему, Бреймар отчаянно не хотел прощаться с былыми временами. На холмы опускалась тихая ночь. Завтра настанет новый день, языческие боги вновь сложат свои килты в сундуки и превратятся в обычных людей, которые ходят по земле в тривиальных современных брюках.

7

Если вы хотите полюбоваться идеальными — как на рекламных проспектах — видами Шотландии, то вам следует солнечным днем прокатиться по дороге из Бреймара в Баллатер. Каждый ярд этой дороги напоминает раскрашенную почтовую открытку. Именно здесь, в долине реки Ди, берет начало вся привлекательность, мягкость и грациозность Шотландии. Здесь у вас есть шанс увидеть улыбку Хайленда. И хотя местность выглядит довольно дикой, но опытного путешественника не введет в заблуждение эта обманчивая дикость. Уж он-то знает, что за каждой сосенкой в окрестностях Балморала ухаживает свой слуга. Не стоит обращать внимания на холодный ветер, принимать всерьез суровость горных пейзажей и безлюдность вересковых пустошей — ведь понятно, что в конце дня вам гарантирована уютная гостиница и горячая ванна.

Перед вами тот самый маленький кусочек Хайленда, который вы чаще всего находите в своем лондонском почтовом ящике с припиской на обороте: «Птицы очень мало в этом сезоне» или «Жду не дождусь дождя» (это, скорее всего, от какого-нибудь рыболова). И пусть он не так живописен, как дикие шотландские холмы, но и в этом крае есть своя прелесть — уютная прелесть мягкого сухого кресла после снежной бури на улице.

Я не спеша ехал вдоль берега Ди. Безукоризненно гладкое дорожное полотно больше напоминало променад на городской набережной, чем загородное шоссе. В поле зрения попала типичная для этих мест картинка: на некотором удалении от берега маячит фигурка рыболова с большой удочкой для лосося. На берегу рыбака дожидается старый опытный помощник, в руках он держит, судя по всему, еще не пригодившуюся острогу, на губах играет слегка циничная ухмылка. А еще дальше высятся башенки замка Балморал, на одной из них трепещет королевский штандарт. Этот роскошный замок из белого гранита вырос у самого подножия утеса Крейг-Гоуэн — там, где река Ди делает небольшую излучину. Говорят, время от времени здесь появляется привидение: пожилая леди в черном, которая разъезжает в коляске, запряженной лохматым шотландским пони, и с удовольствием рассматривает живописные окрестности. В Хайленде никогда не забудут королеву Викторию. Помнится, в Бреймаре я беседовал с одним стариком, который буквально молился на покойную королеву и называл ее не иначе как «Ее бывшее милостивое величество».

К приятностям этой дороги относятся также маленькие сосновые лесочки, тянущиеся вдоль обочины. Издали они казались пятнистыми от падавших на них солнечных лучей. Я неоднократно останавливался, чтобы перелезть через невысокую каменную ограду и углубиться в этот зеленый рай. Земля здесь была выстлана мягчайшим папоротником, воздух дрожал от птичьих песен, сквозь которые пробивалось тихое журчание невидимого ручейка. Порой колючие сосны расступались, и взору открывались крохотные полянки, сплошь заросшие желтыми лютиками и голубыми колокольчиками. Поглубже в чаще произрастали совершенно роскошные поганки всех оттенков розового и малинового. Сквозь высокие ровные стволы просматривались высокие горы на противоположном берегу Ди: окутанные розовато-лиловым туманом, они высились до самых небес. Нет, все же что ни говорите, а во всех шотландских пейзажах — даже вот в таких идиллических дубравах — присутствует нечто драматическое. Непонятно, как это получается, ведь лес одинаковый во всем мире. Мне доводилось видеть итальянские леса, которые ничем не отличались от тех, что растут у нас в Сассексе. Однако эти шотландские рощи, тянувшиеся вдоль побережья Ди, ни с чем не спутаешь. Полагаю, если взять какого-нибудь человека на другом конце земли и, завязав глаза, перенести сюда, он сразу бы заявил: «Мы в Шотландии!»