Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вообще ветеранов люфтваффе здесь, в легионе, было достаточно много. После войны сотни уцелевших в боях немецких лётчиков искали себе новое профессиональное применение. Возрождённые ВВС Западной Германии не могли предоставить работу всем желающим. Зато воздушных «экспертов» с удовольствием нанимало правительство стран третьего мира, комплектуя собственные ВВС первоклассными кадрами.
Даже ведущие германские авиаконструкторы, такие как Вилли Мессершмитт и Курт Танк, создатель знаменитого истребителя «Фокке-Вульф-190», после войны мотались по миру как странствующие пилигримы, предлагая свои услуги любому, кто готов заплатить. Мессершмитт нашёл работу лишь в Испании, которой продолжал править коричневый диктатор Франсиско Франко, которому нацистский «Легион Кондор» когда-то помог разбить красных республиканцев.
Танк же проектировал истребитель для аргентинских ВВС, потом создавал боевые самолёты для Индии и Египта. В родной же Германии ни одна фирма не хотела компрометировать себя связью с авиаконструкторами, запятнавшими себя работой на Гитлера.
У лётчиков были схожие проблемы. По-настоящему они были нужны лишь всевозможным «банановым диктаторам». С их приходом обычно класс местных военно-воздушных сил резко повышался. Поэтому опытных немецких легионеров очень ценили.
Борис тоже не мог не отдавать должное бывшим противникам. Они разительно отличались от мальчишек, которые после первого боевого вылета вылезают из искорёженного самолёта с зелёными лицами и мокрыми штанами, а через неделю куда-то испаряются и о них сразу все забывают. Поэтому вербовщики предпочитали нанимать старичков. Если ты в военных лётчиках 20–30 лет и жив-здоров, значит, ты тот самый один из десяти новичков, который доживает до зрелости и мастерства. Недаром во время Второй мировой войны у немцев был самый высокий процент лётчиков, погибших при обучении. Если в боях люфтваффе потеряли 70 030 (данные на 31 декабря 1944 года, потом начавшийся хаос отразился на архивах) членов лётных экипажей, то при обучении – 10 558. То есть на каждых семерых молодых выпускников лётных училищ приходился один погибший курсант. Как тут не вспомнить старую присказку прусских фельдфебелей: «Семерых новобранцев забей, но одного хорошего солдата поставь в строй». Но благодаря такой, крайне жестокой подготовке боевые эскадрильи большую часть войны получали качественное пополнение.
Правда, примерно за год до краха Третьего рейха ситуация резко изменилась в худшую сторону. Борис познакомился здесь с одним немцем. Ему было под сорок. В 1944-м, когда он прибыл из училища во вторую группу (полк) 26-й истребительной эскадры, у него был налёт только 200 часов, из которых на истребителе всего шесть часов непосредственно перед отправкой на фронт. Однако именно зелёного новичка командир эскадры обер-лейтенант Йозеф Приллер – знаменитый Пипс, на «Мессершмитте-109» которого красовался туз червей, взял с собой ведомым «прогуляться над пляжами Нормандии в “День Д”», когда началась широкомасштабная высадка союзников во Франции и произошло открытие Второго фронта (Пипс и его юный ведомый оказались чуть ли не единственными немецкими пилотами, кто рискнул появиться в этот день в районе высадки).
Вдвоём они «прошвырнулись» (именно такое словечко Пипс тогда употребил) над американскими участками высадки «Юта» и «Омаха» до британского сектора «Голд». Потом два «мессера» атаковали не менее полусотни американских «мустангов» P-51 и «корсаров» F4U. Они напоминали голодную собачью свору, которой подсунули на притравку двух кроликов. Как он тогда уцелел и сумел вернуться на искалеченной машине на свой аэродром в Лилль-Норд, собеседник Нефёдова не понимал до сих пор.
История войн не знала такого ужасающего превосходства одного противника над другим. К моменту высадки союзников в Нормандии в составе Второго воздушного флота люфтваффе, дислоцированного на аэродромах во Франции и в Бельгии, имелись всего 119 боеспособных истребителей. Они противостояли англо-американской армаде в 5400 современных машин. То есть соотношение было приблизительно 1 к 50-ти. При этом даже полученные немецкими частями накануне вторжения улучшенные Bf-109G-14 и Fw-190A-8 практически по всем параметрам уступали новейшим американским истребителям Republic P-47D-25R и Nort American P-51D-1NA и британским Supermarine Spitfire LF.Mk IX. В те дни американские и британские лётчики жаловались, что добычи на всех не хватает, и устраивали настоящие гонки за изредка мелькающими немецкими машинами, больше опасаясь не врага, а случайного столкновения с конкурентами по охоте…
Слушая такие рассказы, Борис не мог не восхищаться противником. Его также переполняла гордость за своих товарищей из советских ВВС и особой штрафной авиагруппы. Ведь что бы ни говорили теперь американцы и англичане, но именно на Восточном фронте был сломан хребет долгое время не знавшим поражений гитлеровским люфтваффе. Если бы немцы не потеряли к 1944 году в России десятки тысяч самолётов и лучших своих «экспертов», союзников мог ожидать в Нормандии совсем иной приём. И даже подавляющее численное и техническое преимущество им бы не помогло…
Занимаясь своими лётными делами, заходя после работы в бар выпить чего-нибудь холодненького, навещая работавшую теперь на авиабазе подругу Аллиет, Борис не забывал про южноафриканца Хенка-бомбардировщика – влиятельного и опасного Глота. Тот мог нанести новый удар в любой момент.
Однажды они даже случайно пересеклись на аэродроме. Хенк сделал вид, что ужасно рад их встрече. Он вёл себя с Нефёдовым как ни в чём не бывало, был очень любезен и сам вспомнил про недавний комичный эпизод на инструктаже.
– Зря этот Джованни вылез. Ну, подумаешь, заснул человек! С кем не бывает. А он, каналья, сразу выслуживаться. Только попал в глупое положение. Не с его крестьянским умишком тягаться с таким человеком, как вы.
Хенк добродушно рассмеялся. От этого смеха у многих здесь мурашки пробегали по коже.
– А знаете что! Мы заменим его прежнее прозвище Партизан Теренцио на Джованни Контадино, то есть Джованни-крестьянин. Это будет ближе к истине. Я переведу его на земляные работы. Пусть помашет лопатой да киркой на строительстве новой взлётной полосы. Там от него больше проку будет.
– Пожалуй, не стоит, мистер Ван дер Вольф. На таком пекле даже местные выносливые работники в обморок падают, – вступился за итальянца незлопамятный Нефёдов.
– Нет, отправлю, даже не уговаривайте, господин Эрнест. Всё, решено! Мне болваны в штабе не нужны. Он же меня чуть на всеобщее посмешище не выставил. Из-за этого идиота мог пострадать мой авторитет. Ведь умному человеку изначально было ясно, что вы не из тех, кого можно так просто прижать к стенке. Лично я всегда относился к вам с большим уважением, несмотря на некоторые шероховатости в наших взаимоотношениях… Откровенно скажу, господин майор, вы мне нравитесь. Я бы очень хотел иметь такого друга, как вы.
Хенк ещё битых десять минут продолжал расточать Борису любезности. И только под конец разговора как бы в шутку напомнил:
– И всё-таки жаль, господин Эрнест, что вы не согласились меня убить, как советовала вам ваша пассия. Это как в спорте: если не забиваешь ты, то вскоре обязательно мяч окажется в твоих воротах.