„О Боже!“

У меня мелькнула мысль закурить, но я не хотела, чтобы Энн знала, что я все еще курю. Вдруг все заулыбались и хором принялись отсчитывать время, оставшееся до наступлёния Нового года. Потом все дружно прокричали „С Новым годом!“ Энн и Ричард поцеловались и взялись за руки. Кло и Том нырнули вместе в кресло. Шон и я улыбнулись друг другу.

— С Новым годом, Эмма, — сказал он. Мое сердце остановилось, и я с трудом ответила ему.

Он улыбнулся и притянул меня к себе. Я могла бы поклясться, что в тот момент почувствовала, будто мне в сердце вонзили нож. Я дрожала, как подросток, но он лишь поцеловал меня в щеку и отодвинулся.

— С Новым годом, — пробормотала я в то время, как мы неловко стояли, ожидая, пока остальные освободятся из объятий друг друга. Некоторое время спустя мы слушали музыку восьмидесятых и не заметили, как охмелели.

Кло и Энн проводили меня в спальню. Они переживали, что я не воспользовалась случаем и не поцеловалась с Шоном, что так долго планировалось и обсуждалось ранее в тот же день. Я извинилась за то, что им приходилось жалеть меня. Энн была полна сочувствия, но у Кло оно напрочь отсутствовало. Она посоветовала мне наконец — то вынуть голову из раковины, что уже становилось распространенной темой для обсуждения. Я жалобно заявила, что уже не могу ничего с этим поделать.

Кло со знанием дела улыбнулась.

— Конечно же еще можно что — то предпринять, ты можешь пойти к нему в комнату.

Энн кивнула в знак согласия. Уже было начало четвертого, но мои протесты никто не слушал. Кло зачем — то напомнила мне, что на следующий день мы уезжаем в Дублин, время уходит. Она вместе с Энн направилась к двери спальной комнаты.

— Сейчас или никогда, — сказала Энн.

— Да будет так. — Кло наклонила голову.

Ноэль упоминал о том, что он подумывал поехать в Новую Гвинею во время нашего рождественского телефонного разговора. Мне вдруг стало интересно, осуществил ли он поездку, но я сразу же забыла о нем, как только за ними захлопнулась дверь. Я осталась одна в темной комнате. Мне предстояло принять решение, которое могло привести к самому ужасному унижению в моей жизни. Я могла либо просто пойти к Шону в комнату и рассказать ему обо всем, либо лечь спать и позволить ему уйти.

Вдруг я отчетливо осознала, что у меня нет выбора. Я должна была сказать ему все, иначе бы сошла с ума. Единственное, что мне надо было сделать, это набраться смелости. Поэтому я умылась, почистила зубы, нанесла на губы бальзам и долго стояла, облокотившись на дверь. Я испугалась, что у меня сведет шею судорогой, и решила пошевелиться.

Я дошла до его двери и уже была на все готова, но поняла, что оттуда не доносится никаких звуков, поэтому постучала довольно — таки громко.

— Кто там? — спросил Шон.

Казалось, что он не спал. Я не рассчитывала, что он будет бодрствовать.

— Это Эмма, — выдавила я.

Дверь тотчас распахнулась.

— Привет, сказал он. И я в ответ произнесла привет. Я сказала ему, что хочу с ним поговорить. Шон впустил меня. Занавески на окнах не были задернуты, и сквозь стекло на нас смотрел полумесяц. Я заметила, что они доходили до пола. Окно представляло собой дверь во внутренний дворик, который выходил к пруду. Это выглядело на самом деле прекрасно. Я прошлась по комнате и открыла дверь во двор. Шон улыбнулся.

— Замечательная комната.

Я не могла поверить: в моем доме не было даже второй ванной комнаты. Он проследовал за мной во дворик. Я с удивлением уставилась на романтическое ложе, расположенное среди горшков с растениями.

— У меня даже нет второй ванной, — простонала я.

Он снова улыбнулся.

— А я уже показывал тебе мою? — спросил он, почти смеясь.

Тогда он проводил меня в свою личную ванную комнату, расположенную за предметом, который ничего не подозревающий турист назвал бы обычным шкафом. Комната оказалась роскошной, а сама ванна была круглой и благоухала ароматом „Коко Шанель“. Моя комната однозначно уступала его апартаментам. Пока я размышляла о том, что Энн вредная стерва, Шон ждал, что я объясню ему цель своего визита. Только после того, как я оправилась от унижения — ведь мне бесчестно предоставили комнату намного хуже апартаментов Шона, — я проследовала за ним. Он сел на кровать, я присела рядом с ним. О несправедливости я уже позабыла. Теперь необходимо было приступать к делу. Мое сердце забилось сильнее, и тело напряглось. Шон поинтересовался, все ли у меня хорошо, таинственно глядя на меня. Я убедила его в том, что у меня все замечательно, но мое истеричное внутреннее состояние, выдававшее меня, заставило его засомневаться. Через какое — то время он, казалось, начал беспокоиться, не утратила ли я окончательно здравый смысл. Это было не то лучшее начало, на которое я надеялась. Однако я упорно шла к своей цели. Это был тот самый момент, когда я собиралась признаться ему в любви. Я вздохнула и произнесла эти слова.

— Я не хочу, чтобы ты уезжал, — сказала я.

„Черт, я хотела сказать, что люблю его“.

Я не придерживалась плана и попала в новую обстановку. Его настроение моментально изменилось, и он пристально посмотрел на меня.

— Почему? — Его голос прозвучал грубовато.

В тот момент я взмолилась, чтобы он не стал холоден со мной, и тогда я ответила ему настолько честно, насколько могла.

— Потому что я на самом деле буду скучать по тебе.

„Черт возьми, почему же я не могу просто сказать ему об этом?“

Я хотела отвернуться, но его взгляд перехватил мой. Его глаза были влажны, широко открыты и печальны. Мягкие губы находились всего в нескольких дюймах от моих. На нем ничего не было, кроме спортивных брюк, и хотя его глаза приковали мой взор, я чувствовала близость его груди. Боже, я чувствовала, что он моя слабость.

— Почему, Эмма? спросил он.

„Я тебя люблю“.

— Почему ты будешь скучать по мне? — с вызовом в голосе произнес он.

— Потому что… — Мой голос отказывался подчиняться мне.

— Так почему же? нетерпеливо интересовался он.

— Потому что я люблю тебя, — ответила я несколько резко. В конце концов я сказала это. Я с облегчением вздохнула.

— Ты меня любишь? Повторил он, не веря своим ушам.

Я кивнула в знак согласия.

Он улыбнулся.

— Ты? Любишь меня?

— Да, — подтвердила я.

— Не просто как друга? — засомневался он.

— Нет, не просто как друга, призналась я.

Он прижался ко мне ближе.

— Как долго?

Я честно ответила:

— Уже давно.

Шон снова улыбнулся.

— Я тоже тебя люблю, — произнес он с усмешкой.