Не говоря ни слова, она заткнула оружие за пояс и выбралась на поверхность. Тогда Тай снова занялся Люцифером.

— Ну что ж, мальчик, пришло время убедиться, что в тебе есть не только агрессия, но и здравый смысл. Я почему-то не верю, что ты совсем дикарь.

Спокойно разговаривая с жеребцом, Тай потянулся к своему рюкзаку и достал оттуда отороченные овчиной конские путы, взятые им в лавке Проповедника в надежде когда-нибудь применить их. Надежно поместив их на передние ноги жеребца, он перерезал ткань, которой Жанна привязала переднюю ногу к задней. Люцифер затрепетал, но не предпринял попытки немедленно подняться, почуяв свободу. Тай нежно гладил его брюхо и говорил ему успокаивающие слова до тех пор, пока мустанг не перестал дрожать.

— Хорошо, мальчик, очень хорошо. Я начинаю думать, что ты не только красивый, но и умный.

Тайрелл вытащил из своего рюкзака длинный кнут из сыромятной кожи и стальное кольцо. Ловко орудуя пальцами, завязав несколько узлов и продев несколько петель, он сделал вполне сносный недоуздок.

— Тебе это не понравится, но со временем привыкнешь. Полегче, сынок, полегче! — приговаривал Тай, надевая недоуздок на голову скакуна.

Люцифер всхрапнул и снова принялся дрожать, почувствовав на себе инородный объект. Тайрелл терпеливо поглаживал его голову и шею, чтобы дать ему привыкнуть. На этот раз жеребец успокоился гораздо быстрее, словно его тревожность несколько притупилась или он решил, что беспокоиться не о чем — с каждым последующим происходящим с ним событием. Тай надеялся, что Люцифер ведет себя так потому, что все понимает, а не потому, что слабеет, но возможность проверить это у него появится только тогда, когда они выберутся из расселины.

— Послушай меня, сынок. Сейчас тебе предстоит испытание. От тебя требуется лежать спокойно и показать мне, какой ты на самом деле благовоспитанный джентльмен, несмотря на твои дикарские замашки.

Медленно и осторожно он снял повязку с глаз жеребца. В первое мгновение Люцифер сохранял неподвижность, затем попытался встать на ноги. Тай немедленно прижал его голову к земле и удерживал ее в таком положении, не переставая тихо нашептывать мустангу на ухо и поглаживать напрягшиеся мускулы его шеи.

Тай не смог бы ответить, сколько времени ему понадобилось, чтобы преодолеть страх Люцифера и достучаться до его разума. Он знал только, что с него сошло семь потов, прежде чем жеребец наконец перестал бороться и присмирел, убаюканный спокойным голосом и лаской.

— Как, черт побери, ей удалось удерживать тебя достаточно долго, чтобы надеть на глаза повязку? — подивился Тай, обращаясь к мустангу. — Или ты привык к ее запаху?

Ответный взгляд черных бездонных глаз Люцифера показался ему разумным. В нем не было ни враждебности, ни дикого желания сражаться за свою свободу, только настороженность, которую мустанги впитывали с молоком матери.

— Интересно, что у тебя были за родители. Уж наверняка не дикие лошади. В тебе определенно течет кровь берберских скакунов. Мой папаша отдал бы весь свой табун в обмен на тебя и считал бы это выгодной сделкой. Ты первоклассный конь, Люцифер, и теперь принадлежишь мне.

Мустанг дернул ушами, внимательно вслушиваясь в звуки человеческого голоса.

— Ну, признаться откровенно, ты принадлежишь мне только наполовину, — поправился Тай. — Вторая половина принадлежит этой упрямой девчонке, хочет она того или нет. Тебе не о чем волноваться, сынок. Если ты не сумеешь смириться с жизнью в неволе, я отпущу тебя, как и обещал. Тем не менее признаюсь, что мне очень бы этого не хотелось. У Логана я оставил несколько отличных кобыл. Я намерен отвести тебя в Вайоминг и получить от тебя хотя бы один помет жеребят.

Разговаривая таким образом, Тай постепенно смещал вес собственного тела с головы скакуна.

— Готов снова попытаться встать? Медленно, сынок, медленно и осторожно. Ты же не собираешься устремиться прочь из этой тесной расселины и покалечить нас обоих, правда?!

Когда Люцифер понял, что его голову больше ничто не удерживает, он перевернулся и лег на живот, подобрав под себя ноги. Он быстро сообразил, что тот же самый человек, что прижимал его голову к земле, может помочь ему встать, несколько раз потянув за недоуздок. Очень скоро жеребец уже стоял, трепеща от чрезмерно близкого соседства человека.

— Я оказался прав. Ты действительно не только красив, но и разумен. Ужасно неосмотрительно, что долгое время ты был диким, ведь из тебя получился бы прекрасный товарищ человеку. Однако я сомневаюсь, что после стольких лет свободы ты примешь наездника. Но это не важно, сынок, — приговаривал Тай, медленно наматывая веревку недоуздка, пока не подошел прямо к морде коня. — Я не собираюсь важничать и хвастаться всем и каждому, как горд тем, что сумел захомутать тебя. Я могу ездить на тысячах других жеребцов, но я хочу, чтобы именно ты покрывал моих кобыл.

Слова Тайрелла ничего не значили для животного, но его тихий голос и нежное поглаживание оказывали благотворное действие. Люцифер всхрапнул и перестал испуганно таращить глаза и вздрагивать от каждого прикосновения. Медленно, но неуклонно он принимал тот факт, что этот человек отличается от прочих людей, которые вели себя враждебно по отношению к нему. Люцифер был беспомощным, со связанными глазами, но человек не напал на него и, очевидно, не имеет такого намерения.

Чувствуя перемену в поведении жеребца, Тай вздохнул с облегчением:

— Ты же облегчишь нам обоим задачу, не так ли? Я несказанно рад, что пуля и несколько миль, которые тебе пришлось пробежать, сбили с тебя спесь. Не сомневаюсь, что при других обстоятельствах ты не был бы и вполовину таким цивилизованным, как сейчас. Пути Господни неисповедимы, Люцифер. И я рад, что он послал нас друг другу, даже если и для того только, чтобы вылечить тебя и выпустить на свободу.

Тай продолжал разговаривать с жеребцом до тех пор, пока тот не уклонился осторожно в сторону, всем своим могучим телом излучая спокойствие. Вздохнув, Люцифер опустил голову на грудь Таю. Он стоял на трех ногах, поджимал раненую четвертую и, очевидно, уже принимал Тайрелла за своего.

Тай осторожно нагнулся и развязал путы, связывающие передние ноги скакуна. Тот дернул плечами, словно отгоняя мух, и это был единственный признак того, что он почувствовал свою свободу.

— Очень хорошо, сынок, — прошептал Тай, поглаживая жеребца. — Теперь давай посмотрим, не захочешь ли ты убить меня, когда я потяну за недоуздок.

Жанна, затаив дыхание и до боли сжимая пальцами подзорную трубу, наблюдала за тем, как Тай натянул поводья.

— Веди себя хорошо, Люцифер, — молила она, — не взбрыкни и не порань Тая!

Голова жеребца резко взметнулась вверх, когда он почувствовал давление недоуздка у себя на шее и за ушами. Он захрапел и энергично замотал головой, но постепенно возрастающее давление не исчезло. Дрожа и потея, поворачивая уши то в одну, то в другую сторону, словно не доверяя ласковому голосу человека, Люцифер силился понять, что происходит и как ему вести себя перед лицом этой новой опасности. Когда он пытался отступить назад, давление лишь усиливалось, когда замирал в неподвижности, оно слегка ослабевало, и лишь когда он делал несмелый шаг вперед, то почти не чувствовал его.