Да, я потом еще плакала – и не раз. Я просыпалась в слезах, когда папа приходил ко мне во сне, слезы наворачивались на глаза, когда я видела его фигуру и походку в совершенно незнакомом прохожем, когда вдруг вспоминала что-то из детства… Даже когда видела проходивший поезд, мне вдруг казалось, что где-то там, в кабине машиниста, папа… И тут же понимала – нет, его там нет. И никогда не будет. Он остался там, в моем детстве, где остались Иролка и Верочка. Где они в своем секретном месте высматривают поезд и машут ему три раза. И оттуда папа – молодой, живой папа – тоже машет им. Тоже три раза.

Они все там. Где вся жизнь еще впереди…

Уже после всех этих событий сестра рассказала мне о последних словах папы. Умирая, он сказал маме: «Рая! Хорошую мы жизнь с тобой прожили. Воспитали таких хороших дочерей!»

Как же хорошо, что с первого моего дня в Москве я стала вести дневник и никогда не выбрасывала старые ежедневники. Тогда я еще не понимала почему. В школе и университете у меня никогда не было привычки записывать свои мысли и впечатления – я полагалась на свою память, а ежедневники… Ритм жизни не требовал кучи дел, и планы на неделю я тоже прекрасно удерживала в памяти.

Нередко для того чтобы записать планы на день, мне требовалось по две-три страницы! Ежедневники заканчивались очень быстро, я покупала и покупала новые, а старые собирались в стопки… У меня не поднималась рука их выбрасывать. Почему, я и сама в тот момент не понимала. Это не были книги, это не были альбомы с дорогими сердцу фотографиями – обычные ежедневники с исчерканными страницами, что в них такого? Но что-то словно шептало мне: «Оставь». И я оставляла.

Так же произошло и с дневниками. Однажды я почему-то открыла оказавшуюся под руками тетрадку и записала свои мысли. А потом еще и еще…

Я записывала все, что происходило со мной: люди, места, даты, мысли и переживания, чувства и эмоции. Словно что-то вело мою руку, не давая ей останавливаться, не давая ей пропустить и дня… Я писала везде: дома, в студии, на гастролях. В самолетах и поездах, в номерах отелей и сидя на лавочках в парке…

Только сейчас, по прошествии стольких лет, я поняла, зачем я это делала. И что именно вело мою руку и шептало на ухо «Оставь». Это была я сама. Мое подсознание.

Я словно подсознательно чувствовала тогда, что все эти записи еще пригодятся – потом, когда я буду пересматривать свою жизнь.

Так и произошло: я стала анализировать, что со мной происходило, почему и как, – и уже спустя много лет смогла увидеть ключевые, важные ситуации и понять, как нужно было себя вести, какие слова говорить…

Нельзя сказать, что этот пересмотр произошел слишком поздно. Да, если бы когда-то в критических ситуациях я знала, как отзовется то или иное мое слово или действие… Все бы пошло иначе, не так. Может быть, лучше. А может быть, и хуже. Потому что у меня бы не было уже этого жизненного урока.

Это классический прием многих эзотерических практик – пересмотр событий своей жизни. Не для того чтобы пострадать и попереживать – мол, как я глуп, и нужно было поступить иначе, нет!

Для того чтобы понять.

Для того чтобы измениться.

Нужно пережить некий опыт, чтобы перейти к новой, иной форме существования, – и делать это нужно без страха.

Опыт смерти, опыт бед и потерь – опыт трагический, даже критический, но он необходим. Без него ты не станешь иной личностью, не выкристаллизуешься. Те, кто переживал клиническую смерть, рассказывают, что перед глазами проходит вся жизнь, а вернее, те её фрагменты, которые не были отработаны. И именно в этот момент человек осознает смысл всего своего существования. Ведение дневников и пересмотр их – это тот же самый анализ своей жизни, но без угрозы для жизни. Ты получаешь шанс посмотреть на себя со стороны, шанс увидеть все свои поступки, мысли, чувства…

И не только научиться чему-то.

Но и понять прежде всего себя.

Еще в эпоху расцвета REFLEX’а я поняла, что мы сами можем стать архитекторами своей жизни. Что можно с помощью собственных усилий, призвав на помощь резервы своего организма, начать управлять своей жизнью, стать выше обстоятельств.

Силы для этого, вдохновение, эмоции можно было черпать откуда угодно: из книг и лекций, из встреч и семинаров, из всего окружающего мира – его картин, запахов, звуков…

Я покупала пластинки с музыкой, музыкой, которая помогала бы думать, чувствовать, настраиваться на нужный лад, музыкой, которая бы не мешала в поисках своего пути, которая не тянула бы одеяло на себя, а создавала зону комфорта, как кокон, в котором я чувствовала бы себя спокойно и уютно и могла бы аккумулировать нужные силы.

И однажды я купила пластинку, на которой звучала органная музыка и были записаны звуки альпийских колокольчиков, и звучало мычание коров.

И это было так странно и в то же время невероятно красиво: нежные переливы динь-динь-динь, словно ты находился где-то там, на вершине горы, в полном одиночестве, дышал свежим чистым воздухом…

Динь-динь-динь…

Только ты и природа. Вечная, могучая, такая простая и такая мудрая природа, у которой есть ответы на все человеческие вопросы и чаяния.

Динь-динь-динь…

И где-то там, за холмом, невидимые глазу мычат альпийские коровы…

И я погружаюсь в детство, и я вспоминаю нашу Зорьку – упрямую, непокорную Зорьку. Зорька-тугосисяя. Зорька-беглянка.

Динь-динь-динь…

Я вспоминаю барабинские зимы – глухие, белые, снежные, вьюжные зимы, когда к утру заметало крыльцо так, что невозможно было открыть дверь.

Когда поздними, темными вечерами мы тихонько пели с мамой дуэтом украинские народные песни, и мелодия летела, летела, летела… туда, в ночь, над полями, к лесу…

Динь-динь-динь…

Я вспоминаю себя в детстве – и те вопросы, которыми задавалась уже тогда… Тот робкий, пока еще не до конца осознанный поиск своего пути, своего места в этой жизни…

Динь-динь-динь…

Мычание коров вплетается в перезвон колокольчиков, плывет над невидимыми полями, лугами, склонами гор… Оно поднимается к солнцу, собирается пушистыми кудрявыми облаками – и его несет все дальше и дальше, по миру, по небу, туда, где я еще не была.