Константин Михайлович взглянул на часы.

— И Турецкий тоже задерживается. Неудобно так теперь стало в Следуправление ездить. Я собираюсь поручить ему это дело, Саша. Он уже в курсе того, что произошло.

Меркулов опять наполнил рюмки. Александр Анисимович смотрел на кактус.

— Может, он прав, Костя? — Родичев кивнул головой в сторону кактуса. — Иголки во все стороны. Помнишь, как в советское время на карикатурах изображали Америку — эдакий кусок земли, во все стороны ощерившийся ядерными ракетами. Может, жить именно так и надо?

В этот момент дверь меркуловского кабинета открылась — и в кабинет вошел Турецкий. Его появление избавило Меркулова от необходимости произносить любые, первые пришедшие на ум слова, для того чтобы показать, что он слушает. Все равно никакие по-настоящему нужные слова не приходили ему в голову.

— Мои соболезнования, Александр Анисимович, — Костя рассказал мне, что случилось.

Они пожали друг другу руки, и Турецкий сел за стол. Буквально через минуту в кабинет вошла секретарша Меркулова и поставила перед Александром Борисовичем дымящуюся чашку кофе.

— Константин Дмитриевич, Александр Анисимович, вам ничего не нужно?

Те, не сговариваясь, отрицательно покачали головой.

Зазвонил мобильный телефон. Александр Анисимович начал хлопать себя по карманам, наконец вытащил телефон.

— Никак не могу привыкнуть к этой штуке, — как бы извиняясь, сказал он окружающим. — Алло?.. Да, это я… Он жив?

После этих слов Меркулов и Турецкий переглянулись.

— Я сейчас приеду.

Александр Анисимович отключил телефон и посмотрел на Меркулова.

— Только что было совершено покушение на Георгия Виноградова. Его доставили в больницу имени Склифосовского. Он жив, но состояние пока очень тяжелое. Извини, Костя, мне надо ехать.

— Конечно, Саша. Ты знаешь, что для тебя я свободен в любое время. Александр Борисович, — Меркулов посмотрел на Турецкого. — Поручаю это дело лично тебе. Так что собирайся, и езжайте сейчас в Склиф вместе. Заодно и поговорите обо всем по дороге. После этого ко мне. Сформируем следственнооперативную группу.

Перед институтом имени Склифосовского происходил несанкционированный митинг. Большую часть митингующих составляли молодые люди, учащиеся, студенты, однако были люди и постарше. Все они собрались здесь для того, чтобы выразить поддержку находящемуся в данный момент в состоянии комы Герману Городецкому.

Известие о покушении на Германа распространилось в Интернете мгновенно. После этого число его сторонников увеличилось в несколько раз. Теперь уже в Интернетовских форумах не попадались сообщения, подобные тем, которые Герман с Авдеевым прочитали сразу после опубликования Германом своего заявления. Теперь уже никто не сомневался в том, что это дело серьезное и что Герман «боролся» по-настоящему, а не для того, чтобы удовлетворить собственные амбиции. Были среди митингующих и журналисты.

Тут и там мелькали самодельные транспаранты. Среди них превалировали лозунги, выражающие солидарность с Германом, и пожелания ему скорейшего выздоровления. Однако попадались и более резкие высказывания — «Нет милицейскому произволу!», «Милиция убивает собственных граждан!». И совсем конкретные — «Менты — убийцы!».

Толпа митингующих была окружена цепочкой вооруженных дубинками милиционеров, которые, покуривая, лениво наблюдали за происходящим. Однако, несмотря на кажущуюся расслабленность, милиционеры в любой момент были готовы активизироваться и приступить к решительным действиям. Болтающаяся на поясе дубинка новой конструкции — с железным шариком на конце, для придания упругости — вселяла уверенность в каждого из них.

Из-за милицейского кордона вышел командующий оцеплением капитан и направился к двум девушкам, держащим лозунг «Менты — убийцы!».

— Уберите транспарант! А то… — грубо потребовал он.

— А то что? — резко спросила одна из девушек. — Отдадите приказ прострелить мне голову? Или, может быть, подкараулите меня после митинга?

Содержание происходящего разговора мгновенно стало известно всем собравшимся. Толпа угрожающе зашумела.

Капитан обвел взглядом собравшихся перед зданием больницы людей. Народу было много. И все были настроены весьма решительно. Если продолжить давить, элементарно может возникнуть буча. А приказ капитану был дан четкий: никаких беспорядков быть не должно. Если что, начальство по головке не погладит, а вот пинок под жопу можно схлопотать неслабый.

Капитан молча развернулся и пошел на исходную позицию, за милицейскую цепочку. Подчиненные встретили его равнодушными взглядами — ничего не произошло, можно было курить дальше.

Возле центрального входа затормозила черная машина. Александр Борисович Турецкий и Александр Анисимович Родичев-Никифоров быстрым шагом направились внутрь больницы. Несмотря на возраст, Родичев привык ходить быстро, и Саше Турецкому, чтобы не отставать, пришлось поспешить.

Идя рядом с Родичевым, Саша незаметно изучал директора НИИ прокуратуры. Впрочем, он начал разглядывать его еще в кабинете Меркулова, а потом продолжил, когда они вместе ехали в машине, и Родичев вводил Александра Борисовича в суть дела.

Саша сразу обратил внимание на то, что Родичев очень похож на Меркулова. Даже в их внешности было что-то общее. Но суть была не во внешности, нет. В поведении, в умении держать себя в руках и говорить по существу.

«Старая школа», — думал про себя Турецкий.

Александр Анисимович Родичев в свою очередь тоже незаметно наблюдал за своим собеседником. Краем глаза он оглядывал его спортивную фигуру и про себя отмечал, что у старшего помощника генпрокурора есть одно очень ценное для их профессии качество, а именно весьма легкомысленная внешность. Такая внешность элементарно может ввести в заблуждение даже самого проницательного человека. Особенно если ее обладатель сам стремится ввести в заблуждение своего оппонента. Наверняка сам Турецкий прекрасно об этом осведомлен и пользуется данным подарком природы на полную катушку. А то, что при такой внешности Турецкий обладает цепким умом и всеми необходимыми навыками, Родичев понял давно, еще в те времена, когда они работали вместе.

На входе Турецкий предъявил удостоверение, и их сразу пропустили.

Возле палаты, где находился Виноградов, стоял вооруженный автоматом милиционер. Турецкий еще из машины позвонил Меркулову, чтобы тот распорядился немедленно перевести Виноградова в отдельную палату и приставить охрану. Меркулов, как всегда, оказался пунктуален и оперативен. Удостоверение пришлось предъявлять еще раз.

Перебинтованный Георгий лежал с закрытыми глазами под капельницей. Равномерно пикал аппарат обеспечения жизнедеятельности, сердцебиение было ровным.