Стоило осознать это, как появилась другая мысль:

«Может, меня парализовало?»

Нет. Он чувствовал ноги, руки… И тут на него навалилось ощущение собственной неполноценности. Чего-то не хватало. Он не мог открыть глаза, не мог пошевелиться, но не это волновало его. В нем чего-то недоставало, что-то отсутствовало. Еще не придя в себя окончательно, не восстановив зрение, он мучился, пытаясь понять, в чем же дело. Не найдя никакого ответа, он стал проверять, все ли у него на месте. Нервные окончания говорили: «Все в порядке. Руки, ноги, пальцы на месте». Откуда же взялось чувство щемящего беспокойства, острой занозой засевшее в сердце?

А потом пришли более важные вопросы: Кто он? Где он? Что с ним случилось? Пока еще память не давала ответов.

Неожиданно молнией сверкнула догадка:

«Я попал в автокатастрофу! Я в больнице. Мои чувства врут. Я страшно искалечен».

Страх удушливым ватным одеялом навалился на него. Он вспомнил катастрофу. Не ту, в которой пострадал он (если, конечно, причиной всему была катастрофа). Он вспомнил груду искореженного металла, милицейское оцепление.

Он был там. Он отлично это помнил. Стоял в первом ряду перед оцеплением, а в бесформенной груде «Запорожца» умирал водитель, стиснутый покореженным металлом. Несколько людей в форме пытались вытащить его. Кто-то кричал, что вот-вот привезут газовую горелку.

Чем же тогда он там занимался? Топчась в грязи за ограждением, он ловил тонкий аромат. Какие-то духи? Запах! Да, это был Запах. И тут он все понял!

Он стоял там и наслаждался, присутствуя при смерти человека!Не может быть!

Страшный спазм отвращения к самому себе скрутил его тело. На мгновение ему показалось, что все переплетения его вен распрямляются под кожей, изворачиваются, принимая другой рисунок.

– Кажется, он приходит в себя.

Кто это сказал? Кто-то есть рядом с ним? Или эти слова продиктованы его собственным воображением?

Где он? Кто он?

– … да, похоже. Может, дать ему нашатыря?

– Не стоит. Неизвестно, как отреагирует организм. Я не уверен в результатах нашего эксперимента. Вроде должно было получиться…

– Ну, если с его душой произошла хотя бы половина того, что случилось с моим телом.

Женский голос.

В машине была женщина. Она кричала. Он помнил ее крик. Крик и запах… и мухи. Мухи тоже там были. Большие желто-красные мухи-листья. Листья слетали с деревьев – мухи осени.

И тут в его памяти всплыл какой-то чердак. Кучи засохшего дерьма, по которым ползали его настоящие друзья. Мухи? Мухи, которые так любили садиться на трупы. Мухи, которые совершали намаз, опуская щетинистые лапки в человеческую кровь. Мухи, которые, жужжа над телом, пели отходную молитву.

Голоса что-то говорили, но он не слышал их.

Перед ним стояли его жертвы. Тогда он еще не знал, что они именно его жертвы. Он просто видел искалеченные тела. Вспоротые животы, кишки, растянутые по залитому кровью полу; куски плоти, плавающие в ванне, до краев наполненной кровью. Медленная смерть и удовольствие. «Убить низшее существо – наслаждение. Это то же самое, что испытать оргазм с женщиной». Где же это он читал? Ницше? Геббельс?

А череда трупов шла перед ним. Он видел всех. Видел кровь, размазанную по бледной коже. Лишь через какое-то время к нему пришло осознание, что это он – он их убил. Он вспорол животы этим самкам и самцам рода человеческого. Он убил всех этих случайных прохожих и отдал их истерзанные, кровоточащие тела мухам.

Нет! Этого не может быть! Это слишком ужасно!

Тело его содрогнулось, выгнулось дугой. Он почувствовал на языке привкус желчи. Инстинктивно открыл рот, и содержимое желудка волной выплеснулось наружу.

Нет! Не верю! Это не мог быть я! Это – слишком ужасно!

Он захлебнулся собственной рвотой.

А потом пришла боль, и, почувствовав прикосновение чьих-то рук, он с трудом разлепил веки.

Где же он все-таки был? Кто тот солидный пожилой человек в толстом джемпере – этакий английский джентльмен, вышедший прогулять собачку по Кенсингтонскому саду? Кто этот второй – щеголеватый человек, в чертах которого проглядывает что-то кавказское? Кто они?

Друзья?

Трупы и видения Смерти отступили. Вот он сдает экзамены в медицинский институт. Вот юбилей отца. Они празднуют его в ресторане… Защита диплома… В огромном великолепном зале ему вручают диплом и значок… Вот Светлана… Он вздрогнул, вспомнив ее. Прекрасная Светлана. Ее волосы. Ее глаза. Ее бедра, ее руки. Ее груди с такими маленькими, как капельки, сосками…

И тут новая волна захлестнула его.

Подвал. Скальпель в его руке. Острие металла входит в глаз блондинке. Навстречу его руке из глаза ударяет струя крови, смешанной с глазной жидкостью. Сладковатая кровь бьет ему в лицо. Он весь в крови, но еще сильнее вдавливает скальпель. Втискивает кусочек металла все дальше в глазницу жертве. А как она кричит! Но почему он наслаждается ее криком? Почему он без отвращения смотрит, как жирные отвратительные мухи садятся на заляпанные кровью белокурые волосы.

Мухи, он и труп.

Неужели это был он?

Новая волна спазматической дрожи. Снова его тело выворачивают приступы рвоты, снова желудок рвется наружу, хочет протиснуться через узкое горло, выскочить в таз, который подставил пожилой человек. И вместе с очищением желудка приходят воспоминания. Он вспоминает, что его зовут Павел; вспоминает, кто он; вспоминает, кто эти люди, почему он здесь, зачем… Вспоминает об Искусстве…

* * *

Викториан сам едва держался на ногах, поэтому, когда Валентина пришла в себя, ею занялся я.

– Как это было? – спросил я, помогая ей встать, поддерживая ее еще слабое тело.

– Ужасно.

– Страшно?

– Не только. Мне кажется, что на какой-то миг я попала в сказку… В кошмарную сказку. И…– она чуть помедлила. – Викториан правильно сделал, что нашел меня. Ты бы там погиб.

– И?

– Его черный бог мертв. Я убила его бога и освободила его душу, – она закашлялась. – Больно говорить. Дай воды.

Я принес воды и она, как и Викториан, стала жадно пить. Она пила и пила. Потом, переведя дыхание, осмотрела себя.

– Сколько все это продолжалось?

– Часа два.

– А волосы?.. Я думала, ты скажешь – месяца два. Разве за два часа волосы могут так отрасти?

На мгновение я потупил взгляд.

– Знаешь, то, что я видел… То, что происходило с тобой… Мне было очень страшно…

– Ладно, потом все расскажешь. А сейчас помоги мне. У меня болит каждый мускул, но надо что-то сделать с этими… порезами и волосами. Ужасно…